В общем, я обезьянничала. Старалась, чтобы хотя бы чем-то кухня напоминала ту, из дедова особняка, которую выстругивал еще Гашин муж дядя Ефим.
Кое-что я уже в шкафы засунула.
Отломила полбатона, нашла в холодильнике сыр из рокфорных, налила рюмку коньяку. Коньяк был Сим-Симов. То есть такой, как он любил.
Я ела и все думала, откуда такое чувство, что меня обманули. Или я сама себя обманывала?
Впервые я усомнилась в гениальности, непогрешимости и недосягаемости Нины Викентьевны Туманской. То, что я узнала в Москве за это время, меня не обрадовало и здорово озадачило. И, кажется, тоже впервые, я думала о моем Сим-Симе со смешанным чувством досады и печали. Только теперь до меня стало доходить, отчего Туманская, не демонстрируя это, старалась держать его на дистанции от большей части своих задумок и дел и частенько оставляла последнее слово за собой. Конечно, она знала его гораздо лучше, чем опупевшая от любви, ослепленная его статями и значительностью, не блещущая проницательностью, с жизненным опытом длиной с заячий хвост, провинциальная девица. Во всяком случае, ей было известно многое из того, о чем я только теперь начинала догадываться. Туманский не был хозяином, он только изображал его — всемогущего, щедрого и расчетливого одновременно. Как всякому выбившемуся из нищеты человеку, ему страшно нравился весь этот антураж — престижные тачки, охрана, вся эта хлопотня с лучшим, чем у других, поваром, персональной конюшней, коллекционными винами и, естественно, супругой, которая могла вызвать зависть не только у примитивных «братков». Но главное — он постоянно убегал (теперь-то я это ясно поняла) от той ежедневной обрыдло-привычной деловой нудятины, которой методично занималась его Нина, и, в общем, видел только то, что ему хотелось видеть. Во всяком случае, та живописная панорама, которую он развернул передо мной, перегружая на мои плечи хозяйство, имела к коммерческим и финансовым пейзажам, кои открылись мне, самое отдаленное отношение.
Приняв без раздумий все то, что он вроде бы в это сам искренне веря, излагал, я ожидала увидеть, согласно бизнес-учебникам, ясную, продуманную, во всяком случае, совершенно понятную систему, где каждый участник процесса исполняет свое предназначение согласно таким же четким и ясным установкам свыше, из некоего мозгового штаба. И если обратиться к излюбленным флотским аналогиям Сим-Сима — это должна быть мощная непотопляемая махина, которая, следуя обозначенному курсу, вроде ледокола, играючи, справляется с любыми льдами и айсбергами и которую не опрокинуть никаким тайфунам. Каждый из команды точно знает, что ему делать, и делает это: матросы швабрят и драят палубу, под надзором механиков во чреве посудины ходят смазанные шатуны и поршни (или как они там называются?) неутомимых и надежных судовых машин, классные коки вроде Цоя на камбузе стряпают кормежку, в трюмах все надежно закреплено и принайтовлено, на флагштоке развевается фирменный вымпел Туманских, а Сим-Сим (ну я, конечно, рядом), покуривая трубку, командует:
— Так держать!
Ничего такого, даже отдаленно похожего, я не разглядела. Но больше всего меня взбесила полная неопределенность того, на что, кроме выколачивания Монеты, нацелены все эти подразделения, фирмы, товарищества и прочее, собранные под флагом Туманских. Я никак не могла уловить, в чем суть стержневого Главного Дела, вокруг которого могла группироваться вся эта шарашка. Я бы могла понять, если бы Туманская пыталась оседлать Большую Трубу, то есть приникла бы к вожделенным источникам нефти и газа, во всяком случае попыталась бы это сделать. Но, судя по всему, пробиться к этим делам ей не дали. Хотя она и имела какие-то доли в нескольких бензоколонках на югах, в танкерных делишках и на нефтеперегонном заводе в том же Туапсе, но, в общем, это был мизер.
Ко всему Туманские прикасались как бы вскользь и боком. Я могла понять, если бы Викентьевна включила мощности своих аналитиков — да одного Нострика бы хватило! — и рванула бы всеми своими капиталами в то же Пиво, про которое мне талдычил Нострик. Ну в Москве бы не дали развернуться, так Россия велика. Прибрать к рукам пивной заводик в том же моем родном городе на Волге, подкачать его кредитами, снюхаться с инвалютными спонсорами — почему бы и нет?
Чем больше я раздумывала, тем сильнее все расплывалось, теряло четкие очертания, какую-то хотя бы минимальную определенность, и я начинала понимать, что влипла по новой в историю, разобраться в которой не умею и не могу. Пока…
А когда я просчитала, что этот мир Нина Викентьевна Туманская покинула добровольно аж десять месяцев назад, но тем не менее дел это никак не остановило, когда дошло, что и Сим-Сим до своей смерти рулил делами фактически условно, но тем не менее это тоже никак не повлияло на положение в их хозяйстве, передо мной возникло видение чего-то бесформенного, живущего само по себе, как чавкающая протоплазма, монстр, вроде живого теста, которому никакие мозги и не нужны, потому что главное, чем он занят, — это насыщает сам себя, совершенно не обращая внимания на то, куда несут его течения, лишь бы нажраться до сытости и не попасть под разделку каким-нибудь акулам. В общем, очень поплохело новоявленной Л. Туманской (бывшей Басаргиной).
Я еще не решалась обрушить белоснежный, прекрасный, безгрешно крылатый монумент Нине Викентьевне Туманской, отчаянно-дерзкой и в то же время безошибочно-расчетливой, математически точной, в общем, почти гениальной бизнес-леди эпохи первоначального накопления в родном Отечестве, каковой — монумент — я, не без усилий со стороны Сим-Сима и прочих, воздвигла в своем воображении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96