Никотиныч прогнал от себя бредовые мысли и стал барабанить в дверь. Квартира словно вымерла. И тут он услышал обрывок песни, залетевший в разбитое окно подъезда: «…И дорогая не узнает, какой у парня был конец!» Пели двое. Никотиныч сразу узнал пьяный голос Лобстера, второй был ему не знаком. "Все понятно! «Мировую» с соседом выпили — и понеслась! Совсем от рук отбился! — рассердился на Лобстера Никотиныч. Он глянул на свои ноги, обутые в домашние тапочки, и побежал вниз.Лобстер с дядей Пашей сидели в обнимку на скамейке рядом с гаражами-"ракушками" и пели, тут же, на скамейке, была разложена нехитрая закуска, стояла чекушка водки, пакет апельсинового сока. На Лобстере был офицерский бушлат, на голове фуражка.— Олег, у тебя совесть есть? — раздался в темноте голос Никотиныча.— Ой, кто это? — притворно испугался дядя Паша.— Это — Никотиныч, — сказал Лобстер заплетающимся языком.— Папа твой?— Не-а, — мотнул головой Лобстер. — Это мой друг. Мы с ним это… в шахматы играем. Дядя Паша звонко рассмеялся.— Никотиныч, иди сюда, я с тобой тоже в шахматы поиграть хочу!Никотиныч подошел к скамейке. Недовольно посмотрел на дядю Пашу.— Вы нас затопили, между прочим!— Все путем, расходы за мой счет. — Сосед привстал. — Будем знакомы. Дядя Паша, полковник запаса.Никотиныч неохотно пожал протянутую руку.— Давай-ка лучше водки тяпнем, Никотиныч.— Я водку не пью вообще… Олег, как ты завтра собираешься работать, интересно знать?!— Какой он у тебя, оказывается, грозный! — пьяно рассмеялся дядя Паша. — А с виду не скажешь!— Помолчите, пожалуйста! — раздраженно произнес Никотиныч. — Олег, если ты сейчас же не отправишься домой…— Ты его не трогай! — перебил его Лобстер. — Он, между прочим, в Чечне воевал!— Олег, он тебя что, обижает? — грозно спросил дядя Паша.— Не-не, все в порядке! Это наши дела! — успокоил соседа Лобстер. — Ему учить некого, вот он меня и… дрючит, — пьяно рассмеялся.— В общем, как знаешь! — Никотиныч уж собрался развернуться и уйти, как вдруг увидел, что бушлат на груди Лобстера зашевелился. Раздалось мяуканье, и из-за пазухи вылез черный котенок. Он испуганно озирался, его большие глаза блестели в полутьме зелеными бусинами.— Это Триллер! Дядя Паша подарил, — объяснил Лобстер.Никотиныч понял, что Лобстер сейчас все равно никуда не пойдет, опустился с ним рядом на скамейку.— Ну ладно, наливай, что ли!
Было раннее серое воскресное утро, и на платформе Выхино с табличкой «К Москве» стояло всего несколько человек. Среди ожидающих электричку был высокий кавказец. На нем была легкая куртка из плащовки. Он то и дело зябко поеживался от сырости и поглядывал на часы.Раздался короткий гудок, в утренних сумерках засияли фары, и электричка медленно подползла к платформе.Кавказец на несколько мгновений задержался в тамбуре, внимательно осматривая через заляпанное стекло вагон: два мужика — по одежде явно работяги, сонная семья с большими сумками — собрались в дальнюю дорогу, одинокий седой мужчина, прислонивший голову к оконной раме.Кавказец прошел по вагону, опустился на сиденье напротив седого. Мужчина открыл глаза.— Привет. Электричка на семь минут позже пришла, — говорил кавказец по-русски почти без акцента.— Да, — кивнул седой. — На все воля Божья. Кавказец полез в карман куртки, достал из него несколько фотографий, протянул седому.— У меня ума не хватает, как он Мальчика завалил? Такой замечательный стрелок был! Где я такого еще найду? И Вояка сгинул. Я думал, парень щенок, а он зверь настоящий.Седой внимательно рассматривал фотографии. Они были сделаны на улице, из машины. На одной Лобстер сидел на скамейке вместе с Никотинычем. Фотограф поймал его в смешной позе, с поднятыми руками и полуоткрытым ртом. Он что-то доказывал напарнику с пеной у рта.— Друг его, — подсказал кавказец седому.На другой фотографии Лобстер был с главным киберпанком страны Гошей. Они шли по улице, Гоша что-то объяснял Лобстеру, а Лобстер в это время совал в рюкзак коробку с дискетами. Вид у него был озабоченный.— Вот этот — самый главный у них в тусовке, — кавказец ткнул пальцем в Гошу. — Большой шутник.— Вижу, — усмехнулся седой. — Петух гамбургский.— Больше изображает. Лобстер в деле его покруче.Седой кивнул. На третьей фотографии Лобстер был вместе с Мирандой. Они сидели за столиком летнего кафе.— Девка его. Тоже куда-то свалила, — кивнул кавказец. — Вообще-то он девок любит. Слаб.— Все мы девок любим, — заметил седой. — На то и мужики.На следующей фотографии Лобстер садился в машину. Взъерошенный, растрепанный, взгляд отрешенный — весь в себе.Двери тамбура с лязгом разъехались, и в вагон вошел милицейский наряд: двое сержантов. Цепкий ментовский взгляд тут же выловил фигуру кавказца, несмотря на то что тот сидел к милиционерам спиной.— Ваши документы, пожалуйста.Кавказец полез было в карман куртки, но седой жестом остановил его, достал красное удостоверение с гербом, сунул его под нос милиционеру.— Спокойно, сержант, это наш человек— Извините. — Сержант отдал честь, и наряд проследовал дальше.Седой снова принялся разглядывать фотографии.— Говоришь, свалил Вояка?Кавказец кивнул.— Как говорится, незаменимых людей у нас нет. А что, веселая компания, — неожиданно улыбнулся ему седой. — Особенно мне нравится этот мудак с хохолком.
Никотиныч проснулся оттого, что в ванной комнате шумела вода. Его взгляд упал на темное пятно на потолке, и он сразу вспомнил дядю Пашу. О боже, что ночью было! Кончилось все тем, что из окон повысовывались соседи и пообещали вызвать милицию, если они немедленно не угомонятся.Из ванной донеслись характерные звуки — Лобстера тошнило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76