Митя с корейцами ходил среди полок в супермаркете. Они таскались за ним с металлической тележкой. У каждого в руке был словарик и записная книжка. Корейцы поминутно заглядывали в словари, понятливо кивали, вносили в книжки новые слова и выражения.
Митя взял пакет соку, показал студентам. — Вот это пакет апельсинового сока. — Он показал на себя, потом на апельсин. — Я люблю апельсиновый сок. А какой сок ты любишь, Ян?
Толстенький Ян улыбнулся и пожал плечами, не поняв вопроса. Чанг сказал ему что-то по-корейски. А! — Ян ткнул в пакет с зеленым яблоком.
— Понятно, я люблю апельсиновый сок, а Ян любит яблочный сок, — почти по слогам проговорил Митя.
Они двинулись дальше.
— Водка! — худенький Пак тыкал пальцем в бутылку “Смирновской” на полке.
— А, русская водка, — кивнул Митя. — Это-то вы хорошо знаете, — пробормотал он.
Пак улыбнулся и поставил бутылку в тележку.
Они вышли из супермаркета и направились в общежитие, где Митя проводил первые занятия по речевой адаптации.
— Троллейбус. Троллейбусная остановка. На троллейбусе можно доехать до общежития, — Митя выставил три пальца. — Три остановки до общежития на троллейбусе.
Был вечер. Митя сидел за своим столом, склонившись над учебником, и конспектировал материал. Каждый вопрос — на отдельный лист, так называемые флаги, которые следует достать во время экзамена и сделать вид, что ты только что в диких мучениях написал ответы. До экзамена оставалось три дня, а у него еще конь не валялся: в голове пусто, как в водочной бутылке, и две трети вопросов не сделано. Таня уже ушла домой, и на кафедре было пусто.
Вошла Крошка Цахес. Вид у нее был странный: растрепанная прическа, глаза сияют, щеки покрыты густым румянцем, будто она много выпила или только что занималась чем-то неприличным.
— Что, Дмитрий Алексеевич, трудишься? — она склонилась над ним, и Митя почувствовал легкий запах коньяка. — Готов?
— Почти, — соврал Митя. — Все выучу, — он подумал, что перед сдачей экзамена следует сунуть в стол учебник — вдруг получится списать, и еще подумал, что все как в студенческие годы: предэкзаменационный аврал, шпоры, “флаги”, мандраж.
— Учти, тебе нужна только пятерка. Да и неприлично получать по специальности ниже, — Игонина села рядом на стул, склонила голову в бок, пристально рассматривая его профиль. — Да, а ты парень ничего. Недаром девки любят, — неожиданно произнесла Крошка Цахес.
Митя посмотрел на нее удивленно — хорошенькое заявление на ночь глядя!
— Как твои корейцы?
— Да ничего, — Митя пожал плечами. — Учу потихоньку. Почти адаптировались.
— Ладно, некогда пока тебе ими заниматься. У тебя шесть часов в день? Оставь два часа страноведения, остальное: фонетику, грамматику, речь — отдай Маркову. Ему это сейчас важнее. У человека кризис сорока лет, можно понять. Карьеру делать неохота, молодая жена на сторону глядит, денег просит. Детей кормить надо. Старики из жизни уходят.
Митя с любопытством посмотрел на Крошку Цахеса — чего это она вдруг стала анализировать Маркушено поведение? Ей не нравится, что много пьет? Хочет дать ему испытательный срок с этими корейцами? Зачем ему это знать? Он друзей не продает.
— В общем, вместо того, чтобы спиваться, пускай на семью денег подзаработает, потрудится себе на благо, а потом ты в аспирантуре все сдашь и подхватишь половину.
— А что, за корейцев будут отдельно платить? — удивился Митя.
Игонина приблизилась к нему, пахнула жаром и коньяком:
— Только для избранных, Дмитрий, и ты об этом знай. Десять долларов за час. Ты и Марков, и никому ни слова об этой халтуре, понял?
Митя кивнул и подумал, что Маркуша-то обязательно всем разболтает, на то он и Маркуша! Если только его не припугнуть, что он из-за болтливости может потерять вообще всякую работу…
— А к специальности я тебе вопросы дам. Можешь тут не сидеть, не делать вид, что занимаешься. Знаю я все эти ваши детские штучки. Никакой ответственности! Вот мы раньше поступали так поступали: месяц готовились, спины не разгибали! Зоя Павловна как задаст какой-нибудь каверзный вопрос по поводу языковых парадигм, и сидишь, от ужаса холодеешь. Для нее все это как семечки, а для тебя — темный лес, ну что ты там — после университета! Пенек, а не ученый, — Ольга Геннадьевна вздохнула. — Ты Настю навещаешь? Как она там, не болеет?
Игонина прекрасно знала, что у него с Настеной роман. Вся кафедра давным — давно все знала. К чему лукавить?
— Да нет, вроде бы оправилась. У нее тут тетка долгое время жила — помогала. Отец навещает. Так что… Жить-то надо, несмотря ни на что. Ей еще год учиться.
— Да-да, я знаю — закивала Крошка. — Надо девочке за этот год какое-нибудь хорошее место подобрать. Жаль, у нас на кафедре свободных ставок нет. Вот если бы кому контракт за границу сделать. А ее на освободившееся место. Очень хорошо — на маминой кафедре начать.
— Хорошо бы, — кивнул Митя. “Смотри, стерва какая! Будто бы и не случилось ничего! Не понимает, что Настена ни за что не пойдет на ее кафедру, под нее? Все она прекрасно понимает, а специально трекает языком, чтобы он передал разговор. Хочет навести сожженные мосты. Поди еще и архив попросит посмотреть?! Поживем — увидим!…”
— Да, Дмитрий, я обязательно поучаствую в ее судьбе, — сказала Игонина. Она вдруг провела ладонью по его волосам.
Митя отстранился, испуганно посмотрел на заведующую, потом сообразил, что она слабо контролирует свои поступки. Крошка Цахес рассмеялась, заметив его испуг.
— Вы пугливы, как горная лань, Залесов, — сказала она, неожиданно посерьезнев. — Женщинам нужно иногда позволять маленькие слабости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91