Они почти холодные! Во всяком случае, не горячие. Покорные и застывшие, они инстинктивно принимают еще при жизни то положение, которое они примут в гробу. Они смогли бы завербовать столько служащих похоронного бюро, сколько захотели, если бы тем случайно стало не хватать клиентов. Для их отлова не нужны сети. Достаточно поставить гробы в вертикальное положение и открыть двери. Они бы вошли туда не силком, как крысы в крысоловку, – крыс влечет туда кусочек сыра, – а по доброй воле, как пьянчужки, которых никто не принуждает прикладываться к бутылке. Наступило время отправиться баиньки. Нос нацелен на голубую полоску неба, ноги протянуты: все готово к старту в иной мир! Пять, четыре, три, два, один – старт! Да, наконец, старт! Спасибо гробовщику господину Сегало: вот это мебель! Из прекрасного дуба, который долго служит, из почтенной сосны, да к тому же отделанная сверху, снизу и по бокам побрякушками из скобяной лавки Борниоля. Что касается меня, то я скажу вам одну вещь: когда меня запакуют в доски, то не нужно превращать мой ящик в крестоносца. Лучше наклейте сверху фото Джони Холлидея или Албаладехо, портрет Брижит Бардо, вид Неаполя, проспект фирмы Мозерати, короче, все, что угодно, лишь бы оно было цветным, живым, наполненным, динамичным и согревающим. Хотя больше всего я хотел бы все-таки иметь портрет моего Берю, в полный рост и на цветной бумаге «Кодаколор». С оторванным карманом и с пятнами отработанной смазки на его фиолетовом лице, протягивающим руки миру (но мир проходит мимо, не замечая его!).
– Итак, – говорит Берю, – сейчас мы рассмотрим вопрос относительно матери-одиночки.
Он дует на ногти, с которых еще не совсем сошел лак.
– В моей книге об этом не говорится, – продолжает Храбрец, – дело в том, что лицемер, который ее родил, посчитал, что матери-одиночке не место в энциклопедии хороших манер. В глубине души я считаю такую умышленную забывчивость отвратительной. Забеременела замужняя дама, ну и что, в чем ее заслуга? Это в природе вещей, которые маешь, когда берешь. Но девчонка, которая прижила себе постояльца, потому что перетанцевала на бале или перепила виски на групповой вечеринке, – это совсем другое дело: она достойна похвалы. Я так и не уловил до сих пор, почему в современном Обществе понятия мать и незамужняя женщина противоречат друг другу. Нас это шокирует, видите ли! Я протестую!
Толстый поднялся. Он подходит к краю сцены и потрясает кулаком.
– Что же получается? Выходит, можно перепихиваться с подружкой совершенно не думая о женитьбе, даже если это чревато последствиями, о которых я говорю. Но тогда нужно не препятствовать тому, чтобы девчонка сбросила свой груз в открытом море. Граждане! Вместо этого ее заставляют вынашивать мальца до победного конца! Да еще и по всякому поносят. Я знаю больницы, в которых богобоязненные акушерки подвергают самым последним унижениям матерей-одиночек. Они испытывают радость, когда видят, как те мучаются при родовых схватках. Очи упиваются этим зрелищем. У этих каракатиц даже щеки розовеют от удовольствия. Если бы боженька не присматривал за ними, они вводили бы им внутривенно молотый перец, чтобы наказать их, этих бесстыдниц, чтобы научить их не жить, этих паршивых овечек, неспособных откопать себе какого-нибудь мужа!
Толстяк сморкается в рукав, вытирает рукав обрюки, чтобы потом, когда будет садиться, вытереть брюки об сиденье стула. Он прекрасен в социальном гневе.
– Если бы мы все не были такими равнодушными, может быть, все было бы по-другому, а? – с пафосом вопрошает он. – Если бы мы постановили, что быть матерью-одиночкой это особая привилегия? Если бы это давало право на льготы, на хорошие места, на талоны на бензин, на бесплатный проезд, на награды, на воинские почести, а? Если бы от этого вернулось беспрекословное уважение к девственницам и бабушкам, черт возьми! Если бы о матери-одиночке говорили в порядке вещей, как говорят об обыкновенной матери, которая сорвала крупный куш на бегах! Если бы старые сплетницы шепотом говорили друг другу: "Вы знаете, что дочка таких-то – мать-одиночка! Как же им повезло. Им всегда везет. У них просто полоса везения. Это началось, коща они выиграли дом на конкурсе газеты «Паризьен Либере»... Да, если бы все мы подходили к этому инцинденту с таких позиций, то, наверняка, девицы смело пользовались бы своей молодостью. Они бы ничем не рисковали. Они были бы ко всему готовы. Потому что, в общем, половой акт – то же самое, что жратва: когда подходит время, тело начинает требовать! Ведь никому в голову не придет обозвать девчонку шлюхой из-за того, что она лопает бутерброд! Почему же тогда она не имеет права переспать с мужиком, когда ее распирает желание? Я категорически против утверждения, что удовольствие ищут ради своего удовольствия! Это – нужда. Какой же болван считает постыдным ходить по нужде? Я хотел бы с ним встретиться и поставить ему запор на молнию кальсон, чтобы показать ему, что задний проход ни на что не годится, если им нельзя пользоваться.
И он высмаркивает эмоции, скопившиеся во второй ноздре.
– Немедленно, сейчас же, мы должны поддержать матерейодиночек нашим уважительным отношением к ним. И для начала надо называть их мамашами-одиночками: это гораздо нежнее. Что, в конце концов, важнее, что они одинокие девы или одинокие матери? Надо дать им почувствовать, что мы их уважаем, парни! Вы улавливаете мою мысль? И даже сделать вид, что мы им завидуем. «Как вам везет, что у вас нет мужа!» «Какое счастье быть матерью и быть свободной!» Вот каким языком следует вести с ними разговор. Нет других вопросов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116