Это один из пороков эпохи.
– Какого она цвета?
– Черная.
Полный недоносок. Везет же мне, надо, чтобы самый последний придурок в стране оказался единственным свидетелем.
– В какую сторону она поехала?
– Туда!
И то хорошо! Я давлю на педаль, и фургон срывается с места. Мы попадаем на площадь, мощенную булыжником. Тоскующий дворник заметает кучу навоза, напевая «Опавшие листья».
– Скажите, мсье, вы не видели черную машину, которая пронеслась на всех парах?
– Видел, – говорит хозяин метлы.
– Какой она марки?
– Она не французская.
– С открытым верхом?
– Нет, наоборот...
– По какой дороге она поехала?
Он делает рукой дворника королевский жест.
– В направлении Шартра.
Я включаю микрофон, чтобы связаться с внутренностью фургона.
– Берю?
– Н-ну?
– Сообщи дорожным службам. Задержать черную иномарку, направляющуюся в Шартр. Пусть поставят заграждение!
– 0'кей!
Стиснув зубы, я вписываюсь в крутые виражи. Вот и дорога на Шартр. Я вижу, что она ведет и в Париж, в зависимости от того, повернете ли вы направо или налево. Мой славный уборщик лошадиных субпродуктов сказал «Шартр», потому что он расположен к гуанотике, кроме этого он ничего не знал.
Снова микрофон.
– Берю?
– Ну-ну? Сообщение передал.
– Уточнение. Заграждение также и в направлении Парижа.
– Н-ну.
– Вежливо узнай у мсье, который сопровождает тебя, марку машины и ее номер. Если он не захочет говорить, будь настойчив, ты меня понимаешь?
– Н-ну! Он тоже поймет!
Баден и Бензен, зажатые в кабине у меня под боком, ждут решения моей доброй воли. Что делать? Куда идти? Куда бежать? Направо? Налево?
Я бы поехал прямо, но это приведет меня прямо на парапет Итак-с-с-с?
– Может, в Париж? – осмеливается сказать Бензен, который хочет успеть домой к обеду. Я подчиняюсь... Даю полный газ. Мы проезжаем с десяток миль, и я начинаю ругаться, как Жанна д'Арк в Реймсе, бикоз я не вижу на горизонте ни одного полицейского мотоциклиста. Может, кожаны устроили мотопробег?! Но речь не идет о том, чтобы представлять фирму Чинзано на Тур де Франс перед изумленной публикой!
Охваченный сомнением, как мсье Дон Диего, я включаю микрофон.
– Ты точно передал второе сообщение, Берю?
Вместо лаконичного ответа я слышу свист, к тому же мелодичный.
– Эй! Толстый, не разыгрывай из себя райскую птичку, отвечай!
Нахальный свист продолжается.
Черт меня побери, я резко торможу на обочине и забегаю за машину, чтобы открыть дверцу. Печальная картина: Толстый на полу в состоянии кей'о. Кайюк, который его вырубил, держит в руках, скованных наручниками, милую пушку из одного из ящиков для инструментов. Тотчас он плюет свинцом. Мое счастье, что коротким движением руки я захлопываю дверцу и что она бронированная, иначе ваш юный друг в настоящее время представлял бы из себя решето кроссворда.
Я же говорил вам, ребята, что нужно быть осторожными, может вылететь птичка!
Глава XI,
Что называется, дать тягу
В жизни бывают обстоятельства, при которых, чтобы принять решение, не обязательно собирать семейный совет или проводить тайное голосование. Для того чтобы сообразить, что этот человек опасен, учитывая, что имеет в распоряжении весь наш арсенал, а в лице Берю – важного заложника, мне нужно не больше времени, чем продюсеру фильма, чтобы прочесть сценарий. Вы скажете мне, что на планете, где цветы увядают, любовь проходит, а человек кончает тем, что превращается в скелет, беречь персону Берю для времени "X" – глупо! Пусть так, но опыт показывает, что лучше играть со своей жизнью, чем со смертью других.
Я бросаюсь к кабине и кричу Бадену, чтобы он дал мне дымовую шашку. Только бы этот ублюдок Кайюк не угрохал Толстого. Баден протягивает мне штуковину.
Теперь дело за малым: закинуть ее внутрь «Летучего голландца» и не схлопотать бортовой залп.
Я снова открываю дверцу, с большими предосторожностями, как вы понимаете, и посылаю свой свадебный подарок с доставкой на дом. Раздается бум! Кайюк отвечает предусмотренной тирадой, но я уже успел закрыть дверцу. Сейчас мсье начнет мерзко кашлять. И Толстый будет аккомпанировать ему на своих расстроенных голосовых связках.
Мои помощники рядом со мной. Я описываю им шабаш, который произошел внутри.
Он вырубил Толстого в то время, когда тот передавал сообщение. Надеюсь, что он его пристукнул не до смерти.
Ждем несколько секунд. Желтоватый дым просачивается сквозь щель под дверцами.
– Если ждать слишком долго, они загнутся, – замечает Баден, который испытывает слабость к Берю.
Я знакомлю их со своим планом действий.
– Ты, Бензен, укроешься в кювете и будешь стрелять в парня в случае передряги. Предпочтительно в ноги.
– Ясно!
– Ты, Баден, открываешь дверцу. Держись за бортом шарабана.
– Хорошо, патрон. А вы? – спрашивает он.
Вместо ответа я лезу на капот и бросаюсь ничком на крышу тарантаса. Если бы вы видели рожи проезжающих водил, вы бы немного развлеклись, честное слово! На них застыл один вопрос: во что здесь играют?
Я делаю знак Бадену открыть дверцу. Жирное облако вырывается из фургона, за ним сразу измученный Кайюк, который кашляет так, что глаза лезут на лоб, и при этом потрясает пушкой. Красавчика Сержа тут же ждали с распростертыми объятиями и моим приветом!
Я прыгаю на него, как это делает леопард, переодетый тигром. Он падает! Удар лодочкой в челюсть, второй по хранилищу желчи – и все нормально.
– Займитесь Толстым! – кричу я дружкам. Автомобилисты притормаживают, происходит столпотворение машин! Как на ярмарке в Троне.
Баден и Бензен извлекают из фургона харкающую, кашляющую, грязную, хрипящую массу. Берю приходит к нам, так же, как и в себя, в своем элегантном костюме, скроенном из половой тряпки, рубашке, засаленной до блеска, и очаровательной шляпе, купленной по случаю у отставного огородного чучела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40