Берюрье уже здесь, занят тем, что запихивает в тело содержимое банки печеночного паштета. Его вставные кастаньеты звонко щелкают, губы блестят, как зеркало.
Я чувствую, что этот спектакль оскорбляет мое человеческое достоинство.
– Что ты так смотришь на меня? – беспокоится отвратительная особь.
– Ничего, дремучий ты человек! – вздыхаю я.
– От такого и слышу! – парирует Жирный, закрывая нож, лезвие которого он только что вытер о лацкан куртки.
Я берусь за трубофон, чтобы связаться с префектурой в Ивлин, с ее службой технических паспортов. Пока меня соединяют по коммутатору, я вооружаюсь лупой в духе Шерлока и рассматриваю номерной знак гоночной машины, стоящей под задницей метиски. Номер можно разобрать даже невооруженным глазом. Он оканчивается на 78. Интересная штука жизнь, правда? Догадывался ли этот чудак в ту секунду, когда останавливал свой шарабан, что простое нажатие на педаль тормоза повлияет на его судьбу? Если бы он остановил свой М. Ж. на пятьдесят сантиметров дальше, я продолжал бы топтаться в тумане, тогда как благодаря этому мне удастс, может быть...
– Алло! Полиция! Фамилию владельца машины под номером 518 ББ 78, поживее!
Пока служащий прочесывает бассейн Аркшоны, я рассеянно наблюдаю за моим толстым Берю. Милый коллега заканчивает вытирать пальцем банку от паштета. Он сосет указательный палец, как славный толстощекий бутуз, который предпочел свиной жир меду
– Алло!
– Я слушаю!
И как слушает ваш малыш Сан-Антонио! Все мое естество дрожит, как скрипичная струна, с которой играет котенок.
– Транспортное средство принадлежит некоему мсье Сержу Кайюк. оптовому торговцу, авеню Мнерасскаж-о-Беде, 56, в Рамбуйе
– Спасибо, – выдыхаю я.
Рамбуйе! Рамбуйе! Помните, я говорил вам, что с девяти утра, как только моя пятка коснулась коврика, я предчувствовал перемены.
И тут происходит явление несказанного Пинюша, носителя удочек и одного сачка.
– Ты переезжаешь? – спрашивает Берю.
– Завтра суббота, – объясняет человек с моргающими глазами – Думаю пойти подразнить уклейку в Уазе.
– Оставь свою вязанку! – предписываю я дорогому человеку
Он подчиняется. Я обнажаю его голову и запечатлеваю на этом заурядном лбу благородный поцелуй.
– Благодаря твоей дедукции, старик, мы, может быть, добьемся результата. Твоя идея поднять прошлое была по-настоящему гениальна.
Он сияет Берю злобно швыряет банку в корзину для бумаг, где уже лежат пустая литровка и косточки от олив.
Я связываюсь с транспортной службой. Там дежурит Алонзо Бензен. Серьезный парень.
– У тебя есть фургон ЭФ? – спрашиваю я.
– Да, мсье комиссар
– Он готов?
– Да
– Тогда напяливай униформу и скажи Бадену, чтобы он делал то же самое Сбор во дворе через пять минут. Не забудь погрузить туристические принадлежности.
– Для большого пикника?
– Да, полный набор: Томпсон, гранаты со слезоточивым газом и другие закуски
– Понял
– Куда ты едешь? – спрашивает Пино.
– Увидишь, потому что примешь участие в нашей небольшой прогулке
– Ты думаешь, мы вернемся до закрытия магазинов? – беспокоится он – Мне надо купить конопляного семени на завтра!
– Если мы не вернемся до шести, это будет означать, что мы сыграли на три метра под землю, кавалер. В этом случае тебе будет легко раздобыть червяков.
– А я? – брюзжит берюрианская Опухоль.
– Что ты?
– Я участвую в организуемой поездке?
– А как же? Разве ты видел когда-нибудь цирк без клоуна?
Глава Х
(продолжение)
Нет ничего более практичного, чем этот фургон, оборудованный людьми, у которых в башке свекольная ботва. Внешне это обычная колымага с двумя дверцами сзади и кабиной спереди. На боках белыми буквами написано «Электричество Франции». Но точки над "и" – это крошечные потайные глазки, позволяющие сечь панораму изнутри.
Внутри все как у людей. Кожаные сиденья, радиопередатчики, бронированные плиты на стенках, ящики для оружия. Короче, все готово к делу. Тем более что на тележке стоит не ее родной мотор, и эта каравелла жарит 180 в час так же легко, как Берю выжирает литр 12-градусной с зеленой этикеткой.
Бензен и Баден, одетые, как служащие ЭФ сидят в кабине. Пино, Толстый и я развалились на молескиновых сиденьях. Покачивание фургона убаюкивает удава Берю. Глаза Пино, погруженного в мечты, отвратительны, как слизняки в раковинах. На протяжении тридцати миль он сосал эмбрион окурка, и вот он уже тянет собственные усы, прикурив их от сварочной горелки, которая служит ему зажигалкой.
– Ты думаешь, что этот Кайюк все еще живет в Рамбуйе? – спрашивает Пинюш после того, как предотвратил беду, угрожавшую его волосяному покрову.
Я никогда не видел, чтобы моя славная развалина принимала расследование так близко к сердцу.
– Искренне надеюсь. В любом случае это подтвердило бы твои блестящие умозаключения, касающиеся покушения.
Удовлетворенный этой новой похвалой, он снимает шляпу так, как лишается венца властелин, и это меня удивляет, ведь я всегда воображал, что резьба на его головном уборе сорвана.
Появляется гипсовый череп, к которому пристали бесцветные волосы. Пино чешет черепаховым ногтем бляшку экземы и возвращает на свою выпуклость заплесневевший кусок фетра, бесформенный и грязный, который бы толкнул мсье Моссана на самоубийство, если бы он смог еще прочесть свой ярлык внутри.
– Рамбуйе! – объявляет Баден в микрофон, вмонтированный в зеркало заднего вида.
– 0'кей! – отвечаю я. – Вы знаете, что должны делать?
– Да, патрон.
– Будьте особенно осторожны!
– Хорошо!
Фургон поворачивает на авеню Мнерасскаж-о-Беде, тихую улицу городка, расположенную перпендикулярно к южной поперечной оси замка по отношению к меридиану Гринвичской деревни и к квадрату гипотенузы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40