Теперь я был уверен, что это была кровь.
Мысль взволновала меня.
Я заплатил и вышел, даже не выпив, и только на улице, уже отойдя, я вспомнил о маленьком стаканчике. Естественно, я вернулся на остановку, чтобы наблюдать за домом напротив. Около сооружений Драве не было никаких полицейских машин. Неужели у полиции столько срочных вызовов? Почему они задерживались? Более четверти часа прошло с тех пор, как я покинул квартиру.
Когда я первый раз пришел к мадам Драве, неся на руках спящую девочку, у меня возникло мимолетное чувство тревоги. Мне показалось, что я перешагнул порог таинственного лабиринта и погружаюсь в темноту его переходов. Теперь это чувство вернулось ко мне и стало еще более отчетливым.
Большие черные ворота со светлыми буквами напоминали обложку книги, которая могла бы рассказать темную историю одной семьи.
Одинокая женщина с ребенком в рождественскую ночь, муж, который застрелился перед нарядной новогодней елкой.
Две капли крови на рукаве.
Картонная елочная игрушка, исчезнувшая с ветки…
Да еще четвертый персонаж — я! Я, играющий такую важную роль.
Роль свидетеля.
Легкий скрежет заставил меня подпрыгнуть. Ворота ателье открывались. Мадам Драве в своем каракулевом манто выходила, держа за руку маленькую дочь.
6. УЛОВКА
Она прикрыла за собой тяжелые ворота, не заперев их; затем посмотрела налево и направо, будто не зная, в какую сторону идти. В действительности же, мне кажется, она искала меня, но инстинкт сработал, и я успел вжаться в угол своего стеклянного убежища. Она боялась столкнуться со мной. Отныне моя помощь должна быть незаметной.
Разбуженная малышка тихонько хныкала, топая рядом с матерью.
Куда они шли? Неожиданно я испугался, что мадам Драве приняла какое-нибудь роковое решение. А может, для нее это был единственный выход. Или она устала бороться и, предупредив полицию, решила покончить со всем?
Когда я увидел перед собой мертвую Анну, мне тоже показалось, что моему существованию пришел конец. Я хотел оставить жизнь, уйти, как выпрыгивают из мчащегося автомобиля. Тогда я сжал зубами дуло револьвера. Я задохнулся от запаха пороха. До сих пор мне кажется, что лишь резкий приступ кашля помешал довести дело до конца.
Два силуэта удалялись в холодную ночь. Они направлялись к центру. Далеко перед ними светлым нимбом висло над Парижем небо.
Я позволил им уйти подальше, вышел из укрытия и последовал за ними.
Они пересекли пустынную площадь, и, когда на краю эспланады неожиданно возникла церковь с освещенными витражами, я понял, что женщина решила воспользоваться моим советом. Она шла на рождественскую мессу. Вместо того, чтобы лгать полиции, она готовила ей правду. Это было большой хитростью.
Когда я вошел в церковь, раздался звонок, и все встали.
Церковь была переполнена, и мне пришлось остановиться у входа в толпе сосредоточенных людей. Все склонили головы. Я тоже попробовал было молиться, но не мог думать ни о чем, кроме этой женщины, затерянной среди молящихся.
Только она что-то значила. Она начала рискованную игру, и я все сильнее хотел помочь ей. Воспользовавшись тем, что все застыли в религиозном экстазе, я оглянулся. Мадам Драве стояла в начале центрального прохода, она смотрела на алтарь и, казалось, молилась. О чем она думала? Испытывала ли страх перед опасностью, которая нависла над ней, или вспоминала о любви к Жерому Драве? О чем просила она Бога — о спасении тела или души?
Раздались вибрирующие всесильные звуки главного органа.
По присутствующим прошла дрожь — задвигались потревоженные стулья, хористы запели громче, чтобы перекрыть топот ног.
Некоторые уже покидали церковь, и мадам Драве пошла вдоль ряда в поисках свободного места. Она скользнула в один из проходов недалеко от хора и исчезла из моего поля зрения.
Кажется, в этот момент и я должен был уйти. В небесном покое церкви чувствовал я, как тяжело давит на меня усталость этого дня и еще больше — усталость и переживания этой ночи. Мне нужна была сейчас хорошая комната в отеле, желательно окнами во двор.
Ах! Упасть на кровать, закрыть глаза и забыться! Мою первую ночь свободы я провел в поезде, где не смог сомкнуть глаз. Ночник в купе напоминал мне тот, что был у меня в камере. Разве я не находился все еще в тюрьме? В тюрьме, которая передвигалась со скоростью сто километров в час, а рядом со мной лежали такие же обычные люди, как в узилище Бомэтт!
Церемония продолжалась в свете полыхающих свечей. Теперь все воспевали рождение Христа. Я был без сил. Я переминался с ноги на ногу, борясь с усталостью. Внезапно раздался шум опрокинутого стула, и почти одновременно плач ребенка. Предчувствие заставило меня посмотреть в сторону хора. Там возникло движение, затем небольшая группа людей стала приближаться к центральному проходу.
Мне показалось, что меня ударили кулаком в грудь! Два неизвестных господина несли к выходу совершенно безжизненную мадам Драве, а какая-то женщина вела за руку маленькую Люсьенну всю в слезах. Когда кортеж поравнялся со мной, я подошел. Мне вдруг представилось, что женщина, прежде чем прийти сюда, отравилась.
— Что с ней? — спросил я одного из мужчин.
— Стало плохо.
Мы вышли все вместе. На крыльце я посмотрел на мадам Драве, и заметил ее странный взгляд из-под длинных опущенных ресниц. Это был абсолютно сознательный, чрезвычайно внимательный взгляд.
— Вы ее знаете? — спросила женщина.
— Я… Видел несколько раз. Мы живем в одном квартале.
— Надо отвезти ее домой, — решил один из мужчин. — Мсье, если вы будете так любезны и подержите ее, я сбегаю за машиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26