– Послушайте, госпожа Ван Дайк, мне совер­шенно непонятен ваш юмор, он неуместен в сло­жившихся обстоятельствах (лексикон продажного адвокатишки!). Возможно, мне стоит напомнить вам, что в том числе и по вашей вине Алиса исче… сбежала. В настоящий момент госпожа Кристенсен пытается собрать всю свою энергию, средства и связи, чтобы как можно быстрее отыскать свою дочь. Поймите же… Ее очень волнует судьба Алисы, ведь девочка сейчас одна где-то на дороге или в не­знакомом городе, а ведь города так опасны для три­надцатилетних девочек, красивых блондинок.
– Заткнитесь, ладно? – Сталь в голосе Аниты превратилась в кремень. – Алиса сбежала только потому, что за ней гнались! Вооруженные пресле­дователи убили полицейского. Теперь их разыски­вают. Йохана Маркенса, Кеслера…
Борвальт вздохнул:
– Госпожа инспектор… наша адвокатская кон­тора неоднократно указывала вам на то, что Маркенс не работает у Кристенсенов уже два месяца. Его нанял лично господин Кеслер, который, кстати, сопровождает сейчас госпожу Кристенсен и был с ней во время того печального инцидента. Кроме нас с доктором, это могут подтвердить еще несколько свидетелей.
Анита вынуждена была признать, что молодой адвокатишка с изысканными манерами неплохо подготовился к встрече и держал фигу в кармане.
– Хорошо, так где же все они находятся? Он снова выдохнул облачко терпкого дыма:
– В Африке. На юге Марокко. По очень важно­му и сугубо конфиденциальному делу,
– Выражаясь человеческим языком, вы не мо­жете дать мне их точный адрес?
– Искренне сожалею, но мы и сами не имеем от них никаких известий…
Анита была уверена, что он нагло врет, но поде­лать ничего не могла, а потому решила импровизи­ровать.
– В таком случае советую вам как можно ско­рее передать обвинительное заключение Кристенсенам, где бы они ни были, – нежно-сладким голо­ском прошелестела она.
– Я сделаю все возможное, поверьте.
Анита снова не поверила и решила сменить тактику:
– Хорошо, господин Борвальт, а теперь я хоте­ла бы послушать, что же такого важного может со­общить нам господин Форстер.
Ворвальт не удержался от улыбки ядовитого самодовольства, и она отравила атмосферу в ком­нате сильнее, чем дым кубинской сигары. Аниту едва не стошнило.
– Прошу вас, доктор Форстер.
С дивана донеслось покашливанье – доктор прочищал горло.
– Так, Дитер… Да, как вам уже сообщил госпо­дин Борвальт, я врач-психолог госпожи Кристен­сен…
Он снова покашлял, будто настраивался, как расстроенный рояль.
«Смотри-ка, – подумала Анита, – он не сказал „психиатр“, хотя у Хасленса нас именно так ин­формировали… Это могло означать, что Форстер – не настоящий врач. К тому же он не упомянул ни звания, ни степени».
– Информация, которую я должен вам сооб­щить, довольно деликатного свойства. Раскрывая ее, я до некоторой степени нарушаю профессио­нальную тайну. Поэтому позвольте мне не детали­зировать некоторые детали.
Мгновение он смотрел на лежавшую у него на коленях папку, потом сунул ее под мышку и под­нялся, заскрипев артритными суставами.
Подошел к окну, взглянул на горы на горизон­те, словно собираясь с духом для предстоящего разговора.
Анита уловила некую двойственность в этом согбенном пожилом человеке, который медленно поворачивался к ним, поправляя очки и раскрывая папку.
– Видите ли, госпожа Ван Дайк, в основном я лечу госпожу Кристенсен на сеансах софрологии и медитации, но иногда мне приходилось заниматься Алисой, ее дочерью.
Анита не перебивала его. Пусть говорит все, что хочет. Она удобнее устроилась в элегантном французском кресле и взглядом призвала Петера сделать то же. Посмотрим, что дорогой «доктор» Форстер нам поведает.
– Около трех лет назад Алисе стали сниться кошмары.
Он снова покхекал, глядя в свои заметки.
– Возвращающиеся сны. Очень тревожные. Они повторялись все чаще и достигли кульмина­ции в конце девяносто первого, начале девяносто второго… Я весьма успешно лечил девочку в тече­ние девяносто второго года, и зимой кошмары пре­кратились. Тем не менее…
Анита с нетерпением ждала продолжения.
– Тем не менее рискну утверждать, что пре­словутая «комната с видеокассетами», которая так вас занимает, – часть галлюцинаций.
Кхе-кхе…
– Что вы хотите этим сказать? – холодно спро­сила Анита.
Казалось, Форстер подыскивает правильную формулировку.
– Ну-у… Я полагаю, что «комната с видеозапи­сями» – вымысел больного сознания ребенка, кото­рый она транспонировала на реальность.
– Вы это серьезно? А кассета, которую мы ви­дели, – тоже кошмарный сон?
Доктор примиряющим жестом поднял руку.
– Прошу вас, успокойтесь. Нет. Конечно нет. Этого я не утверждаю. Я говорю исключительно о «комнате с видеозаписями». Кассета случайно ока­залась в доме Кристенсенов, которые действитель­но хранили у себя порнографические фильмы для дальнейшего использования в экспериментальном кино, и…
Анита открыла было рот, чтобы ответить, но передумала, и Петер вступил в игру.
– Экспериментальное кино? Так вы называете съемки, где девушке разворачивают анус электри­ческим ножом?
Форстер бросил на Петера мимолетный взгляд. В этом взгляде странным образом смешивались глухая тревога, сочувствие, отвращение и фата­лизм. Он снова откашлялся и продолжил так, слов­но ничего не случилось:
– Боюсь, я недостаточно ясно выразился. Есть еще один важный момент, о котором я не решился вам сообщить… Профессиональная тайна…
Анита предоставила ему самому разбираться с собственной совестью.
– Единственное, что я могу сказать, – речь идет о проецировании кошмаров на реальность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128