И через два года основатели русской письменности Кирилл и Мефодий со своего постамента наблюдали за обрядом освящения новой церкви.
С тех пор меж Забелиным и церковным старостой утвердилась нежная, с лобызаниями при встречах дружба. Редкий церковный праздник не находил он на своем столе новую просвирку или освященную иконку, которые раз за разом сгребал в нижний ящик. Просвирки погрязший в безбожии вице-президент использовал при стихийных выпивках, когда под рукой не оказывалось другой закуски.
А вот иконки… При виде Решечкиной он со стыдом вспомнил, что так и позабыл их вытащить, когда в прошлом году меняли ему мебель.
— Господи, сколь же не виделись! — умилилась Татьяна Анатольевна. — Зайдите, зайдите. Что покажу-то! Мы ведь новую чудотворную икону достать сподобились.
Удивительное качество — Решечкина говорила "я" только в случаях неудач. При всяком же своем успехе поспешно, с умиленным видом бесконечно произносила «мы».
— Как же это вы так в банке-то? — осторожно посетовала Решечкина. Они шли рядом по разным сторонам решетки, продвигаясь к входу. — Я уж и то посетовала Владимиру-то Викторовичу.
— Так получилось. — В узорчатых воротах Решечкина, перекрестив смущающегося Забелина, троекратно его поцеловала и увлекла за собой.
В полупустой затененной церкви шуршали вениками несколько старушек, одна кидала в тазик сгоревшие свечи — утром здесь проходила служба.
— Вот икона-то, — с восторгом прошептала Решечкина. — А уж как мы ее добивались-то!
Икона, по свидетельству Решечкиной, была XVII века, темная, закопченая и, как обычно, не произвела на Забелина впечатления. Он вообще не мог понять выказываемого повсеместно восторга перед русской иконописью. Не понимал, что создавали нового в искусстве плоскостные, лишенные жизни изображения в то время, когда уже умерли Рафаэль и Леонардо, вовсю творили «пышнотелые» фламандцы? Как-то во время праздничной службы решился поделиться сомнениями с Второвым, который, находясь в дурном настроении, все тотчас и разъяснил: «Мудак ты. И к тому же темный», — после чего, заметив, что на них смотрит мэр, придал лицу выражение благостности. С тех пор Забелин в искусствоведческие диспуты не вступал и потому среди банковской тусовки быстро прослыл за истинно верующего.
Куда больше Забелина заинтересовала не икона, а коленопреклоненная перед ней женская фигура, утонувшая в платке и длинной юбке, но в чем-то неуловимо знакомая.
Проследив настойчивый его взгляд, Решечкина сокрушенно вздохнула:
— Несчастная девочка. Уж не первый раз ходит. Такое горе! Ну да авось Господь поможет.
— Что с ней?
— Нет, нет. Это только между нею, мною и Господом.
Через несколько минут, завидев, что женщина перед иконой приготовилась подняться, Забелин поспешно, не без некоторого труда распрощался с добрейшей, но, по совести, приставучей Татьяной Анатольевной и, выйдя за церковные ворота, встал, невидимый, на углу.
Очень скоро показалась и заинтересовавшая его богомолка. На дворе она, скосившись назад, выгнула чуть вперед бедро, одним движением расстегнула юбку, сорвала с соломенных волос платок, все это метнула в висевшую на плече спортивную сумку и, будто отряхнувшись, обратилась в тоненькую, в тех же стираных джинсиках Юлю Лагацкую.
Дождавшись, когда она выйдет на шумную Солянку, Забелин шагнул навстречу:
— Юлечка! Какими судьбами?
— Вы?! — Девушка вздрогнула, быстро прикинула что-то. — Так, по делам. А вы? Хотя что я спрашиваю?
Позади тяжелой громадой нависал банк «Светоч».
— Предложения мои прочитать не удосужились?
— По-ра-жен! Просто-таки даже уязвлен. Вот чего не пойму, как в таком тельце — простите, сморозил…
— Ничего, я привыкла, — охотно простила Юля.
— Но в самом деле, откуда?
— То есть понравилось?
— Не то слово. Остап Бендер перед вами шкодник. А уж мы-то все — сие есть просто ничтожества.
Услышав про «сие есть», Юля было вновь встревожилась, но тотчас расслабилась, изумленная новыми, веселыми комплиментами сдержанного до сих пор руководителя.
— И еще… — При виде ее изумления Забелин смешался и, почему-то не найдя более в себе энергии поддерживать легкий шутливый разговор, вернулся к спасительному деловому тону. — Придется вам взять на себя организацию скупки в институте. Не возражаете?
— Это самое простое. Значит, с завтрашнего дня начинаем регистрировать вам компанию на Кипре. Нет возражений? Только, когда все будет готово, придется вам туда слетать.
— НАМ придется. Если верить объективке, у вас свободный английский.
— А тебе, козлу, чего ее английский? — Рядом с ними остановились и недоброжелательно оглядывали Забелина два основательно подвыпивших парня. — Вербуешь? А ты, масенькая, не бойся, защитим.
— Точно, шпиен. По роже видать. Пристает, да?
— К сожалению, нет. — Юля неожиданно для Забелина улыбнулась, отчего лицо ее из пасмурного сделалось лукавым. Увидев, что подошедшие шутки не поняли и начинают теснить Забелина, поспешно добавила: — Идите своей дорогой, ребята. Муж это мой!
Кто из троих больше поразился, сказать трудно. Один из парней, переглянувшись с приятелем, лишь пробормотал:
— Это надо. Вроде девка классная.
— Иде ты только такого старпера нашла? — посочувствовал другой. — И оба, разочарованные, поволоклись дальше, к троллейбусной остановке.
А Забелин так и остался стоять на месте.
— Простите, пошутила по-дурацки, — и, вспомнив первый их разговор, Юля уточнила: — Исключительно для пользы дела.
— Надеюсь, что нет, — припомнил тот разговор и Забелин.
— Тогда до завтра? — Она помедлила.
Он лишь тупо кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91