Холмс досадливо поморщился: — Не находите ли вы, что леди Гудгейт, как это ни прискорбно, просто не в состоянии достать книгу с такой высоты? Следовательно, деньги взяла не она, а кто-то другой.
— А если бы она встала на стул?
— Вы что, с ума сошли, Уотсон? Да ее же не выдержит ни один стул! Тут гранитный постамент нужен! Дэниел, у вас есть гранитный постамент?
— Нет, — оторопело пролепетал новый хозяин замка.
Да, кажется, Холмс был прав. Версия, созданная с таким трудом, рухнула.
— Ну что же, придется начать все сначала, — решительно сказал Холмс.
Я с ужасом вспомнил вечер, проведенный с пьяным Дэниелом, разъяренную толпу в Гайд-парке, наши похождения в канализации и понял, что еще раз этого не переживу.
— Дэниел! — раздался вдруг чей-то голос. К нам приблизился молодой человек лет двадцати пяти в строгом черном костюме.
— Знакомьтесь, — сказал Дэниел, это мой брат Грегори. Грегори был очень похож на старшего брата. Так, вероятно, выглядел Дэниел лет десять назад.
— Шерлок Холмс, — представился мой друг, пожимая руку Грегори. — А это доктор Уотсон, мой друг и помощник. — Я поклонился и пожал протянутую мне руку.
— Брат, — обратился Грегори к Дэниелу, — нам пора.
Эти слова, хотя и сказанные вполголоса, были услышаны всеми. Толпа потянулась к выходу.
Погода, между тем, окончательно испортилась и как нельзя лучше подходила для похорон. Лил проливной дождь, сверкали молнии, холодный ветер пронизывал до костей. За те неполные полтора часа, которые заняла дорога до кладбища, я продрог и вымок до нитки.
Саму церемонию погребения я описывать не буду, потому что мне было не до нее. Единственное, что мне хотелось в этот момент, это выпить стакан горячего грога, принять ванну и лечь в сухую, теплую постель. Да и всем остальным, по-видимому, хотелось того же.
Исключение составлял, пожалуй, один священник. Он отпевал покойного с такой страстью, как будто хоронили его самого. Священника не смущали ни дождь, ни ветер, ни злобный шепот леди Гудгейт: «Закругляйся, приятель!» Он взывал к Господу, заглушая гром, и размахивая руками, как ветряная мельница. Мне почему-то вспомнился Дон-Кихот.
— Холмс, вы читали Сервантеса? — спросил я.
— Вы намекаете на святого отца? — очевидно ход мыслей Холмса совпадал с моим. — И где они только такого откопали? — С этими словами Холмс повернулся и затерялся в толпе.
Когда все вернулись в замок, я нашел небольшой безлюдный холл, сел в кресло и решил, что не встану, пока не высохну. В эту минуту в холле появился Холмс. Он был мрачен.
— Вас-то я и ищу, — сказал Холмс, записывая что-то в маленькую книжечку. — Уотсон, мне надо сообщить вам важную новость: я знаю преступника.
Глава 6.
— Неужели! — воскликнул я.
— Да, — твердо сказал Холмс, — и ошибка исключена. Я вскочил с кресла.
— Поздравляю вас, Холмс! Вы самый великий сыщик на свете! Но кто же он?
— Отойдем в сторону, — Холмс выразительно поглядел по сторонам и, взяв меня за руку, вывел в коридор. Мы спрятались в самый темный угол, спугнув при этом стаю летучих мышей.
— Вот он! — сказал Холмс и протянул мне записную книжечку. — Преступник один из этих ста двенадцати человек.
В полумраке я с трудом разобрал длинный список имен и фамилий, заканчивавшийся моими.
— Преступника всегда тянет на место преступления — торжественно сказал Холмс. — Поэтому в настоящий момент он находится в замке. Он — один из ста двенадцати присутствующих. Теперь остается только узнать, кто же именно похититель. У вас есть какие-нибудь подозрения?
Все это было несколько неожиданно для меня. Напрягая зрение, я еще раз пробежал взглядом весь список и, хорошенько подумав, сказал:
— Я подозреваю жену лорда Дэниела Блэквуда — леди Джейн.
— Спасибо, Уотсон! — воскликнул Холмс, потирая руки. Он отнял у меня книжечку и вычеркнул леди Джейн из списка. — Теперь я уверен, что она не виновна. Осталось всего сто одиннадцать человек. Может быть, вы подозреваете еще кого-нибудь?
Я промолчал, не в силах постичь логику великого сыщика.
— Так значит больше никого? Досадно! — сказал Холмс. — А может, они действовали сообща? Тогда им досталось… — Холмс извлек из нагрудного кармана счеты и долго гремел костяшками, — им досталось больше, чем по полфунта. Весьма вероятно! Кстати, я узнал откуда взялся тот священник! Вчера утром его поймал конюх Фред и потащил исповедовать лорда. С тех пор из замка его не выпускали, а чтобы он не сбежал, приставили к нему доктора. Немудрено, что он так быстро исчез после похорон. — Холмс усмехнулся и задумался.
Тем временем, в конце коридора показался Дэниел с незнакомой юной мисс по правую руку и костылем в левой. Он заметил нас.
— О! Холмс! Уотсон! Рад вас видеть! Знакомьтесь, это моя кузина. Кузина — корзина… Ха-ха-ха! Это я сам придумал.
Я понял, что Дэниел не так трезв, как хотелось бы.
— Да, — вспомнил лорд Блэквуд, — там собираются читать за вещание! Пошли, послушаем.
Когда мы появились в зале, пробиться к нотариусу не было никакой возможности.
— Давайте заберемся на галерею, — предложил Холмс, — оттуда очень удобно наблюдать за происходящим.
— И бросаться бутылками, — добавил Дэниел. Мы дружно отправились наверх по скрипучей лестнице, заваленной тряпьем, окурками и ржавыми ведрами. С галерей зал был виден, как на ладони. Плотная толпа обступила нотариуса, вскрывавшего пакет с завещанием.
— «Я, лорд Хьюго Блэквуд, — гнусаво начал нотариус, — находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество, оцениваемое в восемь миллионов девятьсот тысяч пятьсот двадцать пять фунтов стерлингов, а именно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28