На нем был серый халат одного цвета с волосами, доходивший до лодыжек, и сандалии на босу ногу.
– Много ли вам лет, сэр?– спросил Тревиз.
– Прошу вас, называйте меня Дом, Трев. Употребление других стилей обращения вынуждает к официальности и не способствует свободному обмену идеями между вами и мной. По Галактическому Стандартному Времени мне только что минуло девяносто три, но настоящее празднование еще через несколько месяцев, когда наступит девяностая годовщина моего рождения по местному времени.
– Я бы никогда не подумал, что вам больше семидесяти пяти, Дом,– сказал Тревиз.
– По геанским стандартам я не выделяюсь ни возрастом, ни его оценкой по внешности. Послушайте, вы ели?
Пилорат взглянул на свою тарелку, где осталось значительное количество ничем не примечательной и небрежно приготовленной пищи, и сказал застенчиво:
– Дом, могу я задать вам нескромный вопрос? Конечно, если он покажется вам оскорбительным, вы, пожалуйста, скажите, и я возьму его обратно.
– О, да, разумеется!– улыбаясь, сказал Дом.– Я очень рад объяснить вам что-либо насчет Геи, которая возбуждает ваше любопытство.
– Почему? – спросил Тревиз.
– Потому что вы почетные гости. Могу я услышать вопрос Пила?
– Поскольку все на Гее включено в групповое сознание, как получилось, что вы – элемент группы – едите то, что явно было другими элементами?
– Правильно! Но все циклично. Мы должны есть и можем есть все, как растения, так и животных. Даже неодушевленные предметы составляют часть Геи. Но видите ли, никого не убивают ради удовольствия или спорта, никого не убивают болезненно. Боюсь, что мы не можем похвастаться качеством пищи, потому что каждый из нас ест только то, что должен. Вам не понравилась еда, Пил и Трев? Ну, она и не может понравиться…
То, что осталось от еды, в конце концов, тоже часть планетного сознания.
Поскольку часть ее объединилась с моим телом, она включается в более широкую часть общего сознания. Когда я умру, я тоже буду съеден – хотя бы гнилостными бактериями – и тогда буду включен в самую малую часть целого.
Но когда-нибудь части меня станут частями другого человеческого существа, частью многих.
– Нечто вроде переселения душ,– сказал Пилорат.
– Переселения чего, Пил?
– Я говорю о древнем мифе, имеющем хождение на некоторых мирах.
– О, я не знал. При случае вы мне об этом расскажете.
– Но ваше личное сознание – то, что есть Дом – никогда полностью не воссоздастся,– сказал Тревиз.
– Конечно, нет. Да и не все ли равно? Я буду частью Геи, а это главное.
Среди нас есть мистики, размышляющие, не должны ли мы принять меры к развитию групповой памяти прошлых существовании, но ощущения Геи таковы, что этого практически нельзя сделать, да и пользы это не принесет. Это лишь замутит теперешнее сознание. Конечно, если изменятся условия, ощущение Геи изменятся тоже, но я не предвижу такой возможности в обозримом будущем.
– Почему вы должны умереть, Дом?– спросил Тревиз.– Посмотрите только, какой вы в ваши девяносто лет. Не могло бы групповое сознание…
В первый раз Дом нахмурился.
– Никогда. Я не могу пожертвовать столь многим. Каждая новая индивидуальность перегруппировывает молекулы по-новому. Новые таланты, новые способности, новые пожертвования Гее. Мы должны иметь их, а для этого только один путь. Я сделал больше, чем большинство других, но даже у меня есть граница, и она приближается. После этого времени уже все равно, жить или умереть. Желания жить не будет.– И тут, как бы заметив, что уже настал вечер, он встал, протянув руки к гостям.– Трев и Пил, позвольте мне проводить вас в мою студию, я покажу вам кое-что из моей коллекции. Не осуждайте старика за это маленькое тщеславие.
Он повел их в другую комнату, где на круглом столе лежали темные линзы, сложенные парами.
– Это, – объяснил Дом, – соучастники, которых я придумал. Я не мастер, но я специалист по неорганике, с которой некоторые мастера не в ладах.
– Могу я взять одну в руки? Они хрупкие?
– Нет, нет. Можете бросить их на пол, если хотите. Впрочем, может быть, лучше не надо. Сотрясение чего доброго испортит резкость видимости.
– Как ими пользуются?
– Приложите их к глазам, они закрепятся. Они не то, чтобы не пропускают свет, как раз наоборот, затемняют его, чтобы тот не отвлекал вас через глазной нерв. Главное, ваше сознание становится резче и позволяет присутствовать в других планах Геи. Иными словами, если вы смотрите на эту стену, то видите, какой она кажется себе.
– Чудеса! – пробормотал Пилорат.– Можно попробовать?
– Конечно, Пил. Можете взять любую пару наугад. У всех разная конструкция, чтобы показать стену или любой неодушевленный предмет, на который вы смотрите, в различных аспектах его собственного сознания.
Пилорат приложил к глазам пару линз, и они сразу же прилипли. Он поморгал и надолго застыл в неподвижности.
– Когда закончите,– сказал Дом,– приложите руки к краям линз и прижмите друг к другу. Они сразу снимутся.
Пилорат так и сделал, поморгал глазами и протер их.
– Что вы видели? – спросил Дом.
– Трудно описать. Стена, казалось, мерцала и сверкала, а временами как бы текла. Вроде бы рябила и изменяла симметричность. Я… простите, Дом, не нахожу это привлекательным.
Дом вздохнул.
– Вы не составляете часть Геи, поэтому вы и не видите того, что видим мы. Я опасался этого. Очень жаль! Уверяю вас, эти соучастники не только радуют глаз своей эстетической ценностью, они имеют и практическое значение.
Счастливая стена – это полезная стена.
– Счастливая? – спросил Тревиз, слегка улыбаясь.
– Туманное ощущение, которое испытывает стена, аналогично тому, что мы называем счастьем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127