Я настойчиво сказал:– Подожди, Флора. Я быстро.Я был раздражен, но пока еще не беспокоился. Не успел Рог отойти, как я уже сообразил, как отличить виновного от остальных.Это очень легко. Следовало бы позвать Рога обратно и сказать ему, но нет закона против того, чтобы самому получать яйца в пиво и кислород в воздух. У меня это займет пять минут, и я отправлюсь к Флоре. Ну, чуть задержусь, зато с повышением по службе, с увеличенным жалованьем и слюнявыми поцелуями от Службы в каждую щеку.Видите ли, дело вот в чем. Крупные промышленники путешествуют в космосе не часто, обычно используют трансвидео. Отправляясь на какие-нибудь сверхвысокие межзвездные конференции, как, вероятно, эти трое, они принимают спейсолин. Во-первых, у них нет достаточного опыта космических полетов, чтобы обойтись без него. А во-вторых, спейсолин очень дорог, а промышленники предпочитают пользоваться дорогими средствами. Я знаю их психологию.Так что двое будут под действием спейсолина. А вот тот, что с контрабандой, не рискнет – даже рискуя космической болезнью. Под влиянием спейсолина он все выболтает. Он должен сохранить контроль над собой.Все очень просто.«Антаресский гигант» пришел вовремя. Первым ввели Липски. У него толстые красные губы, круглые щеки и начинающие седеть волосы. Он взглянул на меня и сел. Ничего. Он под воздействием спейсолина.Я сказал:– Добрый вечер, сэр.Он сонным голосом ответил:– Сер-пантиновая Панама согреет сердце на чашку кофе.Так действует спейсолин. Мозг этого человека отпущен на свободу. Последний слог вызывает свободные ассоциации.Следующим вошел Андиамо Ферруччи. Черные усы, длинные и навощенные, смуглая кожа, лицо в оспинах. Он сел.Я спросил:– Хорошо добрались?Он ответил:– Лис легче фантастических штук жук и стаи птиц.Липски подхватил:– Птиц львиц книг за миг для всех.Я улыбнулся. Остается Харпонастер. Я сжал в одной руке игольчатый пистолет, в другой – магнитные наручники.И тут вошел Харпонастер. Худой, с обтянутой кожей, и хоть и почти лысый, но значительно моложе, чем выглядит на своем трехмерном снимке. И накачан спейсолином по жабры.Я сказал:– Черт возьмиХарпонастер:– Ми, соль, фа, а вы сказали, в последние дали.Ферруччи:– Дали сняли спорная территория шла домой дорогой.Липски:– Дорогой, под дугой, горд, лорд.Я переводил взгляд с одного на другого, а они все более короткими периодами продолжали нести чепуху, пока не смолкли.Мне было, конечно, ясно: один из них играет. Он все продумал заранее и понял, что если не примет спейсолин, то окажется под подозрением. Может, он подкупил врача, вводившего раствор, или избежал этого каким-то другим способом.Один из них играет. Это не так трудно. В субэфире регулярно идут комедии о спейсолине. Поразительно, как свободно при этом можно обращаться с кодексом морали. Вы и сами их слышали.Я смотрел на них и услышал, как внутренний голос спрашивает:– Ну, и как же ты укажешь пальцем на виновного?Уже восемь тридцать, и на карте моя работа, моя репутация и моя голова, которая как-то неуверенно сидит на шее. Я отложил все это на потом и подумал о Флоре. Она не будет ждать меня вечно. Кстати, очень вероятно, что и полчаса не станет ждать.Интересно. Можно ли соблюдать свободные ассоциации, если я заведу их на опасную территорию?Я сказал:– Ковер здесь как травка.Липски:– Травка из-под земли, ли-ли-ли.Ферруччи:– Ли ветер, ли снег неправедный, в Канзасе по колено.Харпонастер:– Но… солнце спасти навсегда борода.Липски:– До… статочно.Ферруччи:– Точно.Харпонастер:– Но.Несколько выдохов, и они иссякли.Я попробовал снова, не забывая об осторожности. Они запомнят все, что я скажу, и слова мои должны быть совершенно невинными. Я сказал:– Прекрасная космическая линия.Ферруччи:– Линия тигров и слонов полная холмов…Я прервал его, глядя на Харпонастера:– Прекрасная космическая линия.– Линия в постель петель не стоит в этот день как тень…Я снова прервал, глядя на Липски:– Прекрасная космическая линия.– Линия, калиния, то же что всегда, да.Кто-то подхватил:– Да, больность записало.– Сало и обед.– Бедный человек.– Век.Я попробовал еще несколько раз и ничего не получил. Обманщик, должно быть, немало практиковался или же у него прирожденный талант к свободным ассоциациям. Он не напрягал мозг, позволил словам выходить свободно. И он прекрасно знал, что мне нужно. Если «травка» меня не выдала, то трижды повторенные «космические линии» выдали точно. Так что он знает.И издевается надо мной. Все три произнесли нечто, что можно истолковать как внутреннее чувство вины: «травка из-под земли», «неправедный снег», «солнце спасти навсегда» и тому подобное. Двое говорили это случайно, сами не зная почему. Третий забавлялся.Как же мне найти этого третьего? Меня охватил приступ ненависти к нему, пальцы задрожали. Ублюдок собирается разрушить Галактику. Хуже того, он не дает мне добраться до Флоры.Я мог начать обыскивать их. Те двое, что под действием спейсолина, не станут меня останавливать. Сейчас они ничего не испытывают: ни страха, ни ненависти, ни беспокойства, ни страсти, ни желания защититься. И если хоть один сделает малейшую попытку сопротивления, я буду знать своего человека.Но невинные все будут помнить.Я вздохнул. Конечно, преступника я обнаружу, но потом буду так близок к вырезанию печени, как никто из людей. Всю службу перетрясут, вонь поднимется на всю Галактику, и в поднявшейся суматохе тайна спейсолина все равно ускользнет.Конечно, преступник может оказаться и первым. Один шанс из трех. У меня всего один, и только у Господа все три.Черт возьми, что-то заставило их опять, а спейсолин заразителен…Я отчаянно посмотрел на часы:
1 2 3 4 5