— Вы просили кофе, сударь, — робко произнесла она.— Не просил, но принесите, — ответил папаша Табаре.Он попытался выпить кофе одним глотком, но обжёгся, и боль мгновенно вернула его к действительности.— Горячо, черт возьми! — проворчал он. — Проклятое дельце совсем вывело меня из равновесия. Верно, я принимаю все слишком близко к сердцу. Но кто, кроме меня, может, пользуясь только логикой, восстановить все, что произошло? Уж, конечно, не бедняга Жевроль! То-то он будет посрамлён, то-то будет злиться! А не навестить ли мне господина Дабюрона? Нет, рано ещё. Нынче ночью я должен обдумать некоторые обстоятельства, привести мысли в порядок. С другой стороны, ежели я останусь здесь в одиночестве, вся эта история приведёт мою кровь в движение, а после столь плотной еды это грозит несварением желудка. Пойду-ка проведаю госпожу Жерди — эти дни ей нездоровилось, поболтаю с Ноэлем и немного развеюсь.Папаша Табаре встал, надел сюртук, взял шляпу и трость.— Вы уходите? — спросила Манетта.— Да.— Вернётесь поздно?— Возможно.— Но все же вернётесь?— Понятия не имею.Минуту спустя папаша Табаре звонил к своим друзьям.Квартира г-жи Жерди была во всем под стать хозяйке. Г-жа Жерди располагала средствами, а труды Ноэля, у которого уже появилось немало клиентов, должны были в скором времени превратить эти средства в целое состояние.Жила г-жа Жерди крайне уединённо, и, если не считать друзей, которых иногда приглашал к обеду Ноэль, в доме у неё бывало совсем немного посетителей. Папаша Табаре, который запросто заглядывал к ней уже лет пятнадцать, встречал там лишь приходского священника, старого учителя Ноэля да брата г-жи Жерди, отставного полковника.Когда все эти гости собирались вместе, что случалось не часто, составлялась партия в бостон. В другие дни играли в пикет или империал. Ноэль в гостиной не сидел. После обеда он уходил в кабинет — его кабинет и спальня имели отдельный вход — и погружался в дела. За работой он засиживался очень поздно. Зимою лампа у него иногда не гасла до рассвета.Мать и сын жили лишь друг для друга. Все их знакомые охотно это повторяли. Ноэля любили и почитали за ту заботу, какою он окружал мать, за беспредельную сыновнюю преданность, за жертвы, на которые, по мнению многих, он шёл, живя в свои годы, словно старик. Обитатели дома с удовольствием противопоставляли поведение столь серьёзного молодого человека поведению папаши Табаре, этого неисправимого старого шута, этого мышиного жеребчика.Что до г-жи Жерди, она за сыном света белого не видела. Со временем её любовь к нему превратилась в обожание. Она считала Ноэля воплощением физических и духовных совершенств. Он казался ей каким-то высшим существом. Стоило ему заговорить, она умолкала и слушала. Любое его слово было для неё приказом. Любое его мнение она воспринимала как веление промысла божьего. Заботиться о сыне, изучать его вкусы, угадывать его желания, окружать его нежной теплотой — в этом заключался смысл её существования. Она была прежде всего мать.— Госпожа Жерди принимает? — осведомился папаша Табаре у служанки, открывшей ему дверь, и, не дожидаясь ответа, вошёл, как к себе, уверенный, что его появление будет не в тягость, а в радость.В гостиной горела лишь одна свеча и заметён был беспорядок. Маленький столик с мраморной столешницей, стоявший всегда посередине комнаты, был сдвинут в угол. Большое кресло г-жи Жерди стояло у окна. На полу валялась развёрнутая газета. Добровольный сыщик одним взглядом охватил всю эту картину.— Что-то случилось? — спросил он у служанки.— И не говорите, господин Табаре; ну и страху мы натерпелись, ну и натерпелись…— В чем дело? Говори же!— Вы знаете, что уже месяц хозяйка сильно хворает. Она почти не ест. Сегодня утром она мне говорила…— Ладно, ладно, что произошло вечером?— После обеда хозяйка, как обычно, отправилась в гостиную. Села в кресло и взяла одну из газет господина Ноэля. Только начала читать и вдруг закричала, страшно закричала. Мы прибежали: хозяйка лежит на полу, словно мёртвая. Господин Ноэль взял её на руки и отнёс в спальню. Я хотела сходить за врачом, но он мне сказал, что не надо, он, мол, знает, в чем дело.— А как она сейчас?— Пришла в себя. Во всяком случае, я так думаю, потому что господин Ноэль услал меня. Я знаю только, что она сию минуту разговаривала, и даже довольно громко, так что мне было слышно. Ах, господин Табаре, как все это странно!— Что странно?— То, что она говорила господину Ноэлю.— Так вы, красавица, подслушиваете под дверьми? — насмешливо спросил папаша Табаре.— Нет, клянусь вам, но госпожа кричала криком, что, мол…— Дочь моя! — строго проговорил папаша Табаре. — Запомните, подслушивать под дверью скверно, можете спросить у Манетты.Смущённая служанка принялась оправдываться.— Довольно, — прервал старик. — Возвращайтесь к своим занятиям. Беспокоить господина Ноэля не нужно, я подожду его здесь.С этими словами папаша Табаре, довольный преподанным уроком, поднял газету и устроился в уголке у камина, поставив свечу поудобнее. Не прошло и минуты, как он подскочил в кресле, вскрикнув от удивления и безотчётного страха. Дело в том, что в глаза ему бросилась следующая заметка: «Страшное преступление повергло в ужас деревню Ла-Жоншер. Некая вдова Леруж, пользовавшаяся всеобщим уважением и любовью, была убита в собственном доме. Своевременно предупреждённые представители правосудия прибыли на место преступления; есть все основания надеяться, что полиция напала на след преступника, совершившего это гнусное убийство».
— Разрази меня гром! — пробормотал папаша Табаре. — Неужели госпожа Жерди…Это было как вспышка молнии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119