Пока Антон и его ребята топали над головой, Кристина ни о чем не думала, как будто в критическую минуту способность к абстрактному мышлению пропала и она превратилась маленького испуганного зверька, который инстинктивно, не рассуждая, ведет себя так, чтобы выжить. Теперь же, когда непосредственная опасность миновала, к Кристине вернулась способность думать, взвешивать, смотреть на себя со стороны. И она в полной мере воспользовалась этой способностью. К тому же это отвлекало от ощущения проникающего до костей холода.
Вся ее жизнь сейчас прошла перед ней, как будто ее показывали по миниатюрному телевизору. Кристина вспоминала, как познакомилась с Вадимом, как буквально боготворила его, не замечая его недостатков и находя достоинства там, где их не было. Она и раньше, понимала, что он очень скрытный, но приписывала это. тем таинственным делам великой важности, которыми он занят. А оказалось, что он скрывал собственную мелкость, неприглядность. И все-таки Кристина его любила. Однако не по-прежнему, а совершенно иначе. Она, как и большинство петербуржцев, знала о внешних событиях жизни Вадима Воронова — про Рим, про фонд, но она, в отличие от многих, понимала, какие муки должен был переживать при этом сам Вадим. При его-то немыслимой гордости. «Но теперь его утешает Валерия», — мрачно думала Кристина, хотя плохо представляла, как эта холодная красавица вообще может кого-то утешать. Но возможно, в кругу семьи, дома она становится другой…
В любом случае, все ее отношения с Вадимом теперь казались одной большой ошибкой. Она, Кристина, все делала неправильно, она была с ним глупышкой, нашедшей своего принца, а ему нужна была опора. Только нашел ли он ее в той, барышне из казино?
Отношения с Вадимом были ошибкой, но не самой главной. Страшной ошибкой была смерть бабушки. Кристина до сих пор не могла простить себе того, что делала. Конечно, можно было винить и мать — Ванда последние пару лет вообще не уделяла им внимания, — но главную вину за произошедшую трагедию Кристина чувствовала за собой. Да, у Антонины Станиславовны было слабое сердце, высокое давление, ей было много лет, но все равно она вполне могла бы прожить еще три года, пять. Даже сейчас, сидя под крыльцом чужого дома, окоченевшая, чудом избежавшая надругательства» Кристина в отчаянии вспомнила тот день. И у нее снова, как тогда, сжалось сердце.
Кристина попыталась изменить положение, в котором застыла, но при этом сзади что-то хрустнуло. Этот звук показался оглушительным, как будто рядом выстрелили. Кристина замерла и прислушалась — теперь в доме ей начали мерещиться шумы, скрипы, тихие шаги. Казалось, что кто-то крадется к входной двери и непременно распахнет ее внезапно, стоит только беглянке встать и выбраться из своего неуютного убежища.
Однако прошло пять минут, десять, шорохи не возобновились, и Кристина отважилась на новую попытку пошевелиться. Она ощупала рукой землю позади себя и обнаружила на земле сухую веточку — она-то, предательница, и хрустнула в неподходящий момент. Отодвинув ветку, вконец замерзшая девчонка потихоньку выбралась из-под крыльца и, все еще не решаясь подняться на ноги, осмотрелась.
Было тихо. Только где-то вдалеке гудели машины на большом шоссе. Поселок спал, по крайней мере, так думала Кристина. На самом деле почти все коттеджи были еще не закончены и, соответственно, еще не обзавелись обитателями. Поэтому не слышно было даже собачьего лая — этой неотъемлемой принадлежности любого поселка, неважно, затерян ли он где-нибудь в тайге или гордо вырос неподалеку от престижного Царского Села, он же город Пушкин.
Наконец Кристина решилась подняться на ноги. Она внимательно всмотрелась в окна высившегося перед ней особняка. Везде была темнота — ни ночника, ни огонька от сигареты. Кристина пошевелила ногами — они застыли совершенно, и сама она в легком плащике, надетом на выходное платье, продрогла так, что казалось, холод доходит до самого мозга костей. «Свалюсь ведь с ангиной или с чем похуже», — пришла в голову простая будничная мысль, и Кристина даже удивилась ей. Значит, смерть отменяется — ведь болеть могут только живые.
Она сделала шаг — окоченевшие ноги были как ватные. Теперь вон отсюда. Она быстро прошла по двору к воротам. Когда она проходила мимо джипа, он, как недремлющий страж, закричал электронным голосом, стараясь разбудить хозяев. Но Кристина уже добежала до калитки и выскочила наружу. На ее счастье, ограда была не закончена, и кодовый замок пока не работал. Джип, увидев, что беглянка ускользнула, перешел на другую мелодию, а потом затих, разочарованный.
Кристина жалась к заборам, темными громадами вздымавшимся по обе стороны улицы, хотя это было совершенно излишним, — никаких фонарей здесь, разумеется, еще не было.
Скоро поселок кончился. К этому времени ночная темень начала понемногу редеть, и ей на смену шли Молочно-белые утренние сумерки. Почему-то от этого стало еще холоднее, ее бил такой сильный озноб, что это, наверно, можно было бы заметить невооруженным глазом. На жухнущей осенней траве сверкала изморозь. Это был первая ночь с заморозками на почве. «Только бы не упасть», — думала Кристина.
Она шла по дороге, не имея ни малейшего представления, куда та ее приведет. Вокруг было тихо и пустынно, и, если бы не леденящий холод, Кристина не могла бы не оценить потрясающую красоту этого пейзажа. Рассвет, искрящаяся инеем желто-зеленая трава, полуголые деревца с темными от сырости стволами — в этом была своя неописуемая красота, поскольку природа красива в любом своем наряде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151