В результате происходит и генетический отбор. Сложнее с образованием совершенно новых видов. Как именно предки кита утратили конечности, пока не вполне понятно. Также не все ясно и в эволюции «хомо сапиенс», человека разумного. У нас с шимпанзе девяносто шесть процентов общих генов. Разница – всего четыре процента; просто поразительно, насколько это все меняет.
– Но скажите, Ольга Васильевна, разве это не странно? – настаивала Даша. – Вот вам самой это не удивительно?
– «Странно», «удивительно» – таких слов в науке нет. Можно сказать «недостаточно изучено» или «не доказано», – ответила Ольга.
– А вдруг не было никакой эволюции?
– И все виды созданы Богом? – с улыбкой поинтересовалась Ольга.
– Ну, не таким вот Богом, как его представляют: старик с белой бородой на облачке сидит, – сказала Даша, – а просто действовала какая-то разумная сила извне.
– Этот вопрос также недостаточно изучен и наукой не доказан, – снова улыбнулась Ольга. – Многие подобные гипотезы оказались на поверку ложными. Еще есть вопросы?
В этот миг прозвенел звонок, а так как острых вопросов не нашлось, то все повскакали с мест, покидали книги в сумки и бросились из класса. В этом отношении естественно-научная гимназия ничем не отличалась от любой самой простецкой школы.
В классе осталась только невзрачная женщина в очках. Когда последний ученик покинул класс, она встала со своего места и подошла к учительскому столу.
– Здравствуйте, Ольга Васильевна, – сказала она, и Ольге почудилось в ее улыбке что-то зловещее (или это она придумала впоследствии?). – Давайте познакомимся. Нина Евгеньевна Кредина, старший методист РОНО.
Учреждение, ведающее образованием, уже несколько лет, как сменило название на что-то длинное, но все по привычке его по-прежнему звали РОНО. Даже сама Нина Евгеньевна.
У Ольги от этого сообщения упало сердце. Как у злостного хулигана, столкнувшегося с директором. Он вроде ничего и не сделал, но душа все равно уходит в пятки.
– Очень приятно, – выдавила она из себя. Сердце уже бешено стучало, а в голову полезли самые страшные мысли. Сейчас эта мымра в очках велит поставить двойку Володе Грушину или Даше Пославской, заставит преподавать по доисторическим программам, выгонит Ольгу или вообще закроет гимназию. Возможные злодейства нарастали, как снежный ком, и так же росла Ольгина паника.
Это была вечная Ольгина беда. Она легко поддавалась панике и из-за этого иной раз делала и говорила совсем не то, что нужно. Потом она всегда ругала себя, но обычно было уже поздно. Вот и сейчас, вместо того чтобы спокойно сказать: «Очень приятно, Нина Евгеньевна. Я давно хотела к вам зайти в РОНО, да все было некогда. Очень хорошо, что вы пришли сами», – вместо этого она выпалила:
– У нас единственная в городе, даже, насколько мне известно, в стране естественно-научная гимназия! У нас свои программы, и…
– Вы хотите сказать, что вы не подчиняетесь РОНО? – Тонкие губы Нины Евгеньевны размотались в хитрую улыбку.
– Нет, – попыталась исправить ситуацию Ольга. – Я… просто… хотела сказать, что мы учим так, как считаем нужным!
– Ах вот как? – покачала головой Нина Евгеньевна. – Но дело в том, что Закон о всеобщем среднем образовании Российской Федерации предполагает, что все без исключения учебные заведения должны давать учащимся определенный набор знаний. Больше – пожалуйста, но не меньше. Иначе выдаваемый этими учебными заведениями аттестат не может считаться действительным.
– Вы хотите сказать, что мы даем меньше знаний, чем школа деревни Пупки? – взвилась Ольга.
– Я бы не стала принижать уровень образования в сельских школах, – посуровела Нина Евгеньевна. – Речь идет о том, чтобы давать определенный уровень знаний. Вы, насколько я поняла, учите чему угодно, тому, чему вы считаете нужным, как вы сами выразились, но при этом не даете устойчивой базы.
– Как это? – Лицо Ольги стало покрываться красными пятнами. Если бы сейчас в классе очутились ее сыновья, девятнадцатилетний Петруша и четырнадцатилетний Павлуша, они бы сразу сказали: «Быть беде».
– Это мы не даем базы? Да знания моих учеников находятся на уровне знаний студентов третьего курса.
– Некоторые ваши идеи наукой трудно назвать. – Нина Евгеньевна начала сердиться. Это был еще один Ольгин минус: она непостижимым образом передавала свое состояние собеседнику, вызывая его на скандал, когда можно было бы ограничиться вежливым обменом мнениями. – То, что я слышала на вашем уроке, раньше назвали бы мракобесием.
– Вы имеете в виду генетику?
– Я имею в виду практически все, что говорилось в этих стенах, но в особенности попытки в очередной раз развенчать учение великого Чарльза Дарвина.
– Дарвин работал сто пятьдесят лет назад! – воскликнула Ольга, – Никто не отрицает важности его работ и принципиальную правильность его теории, но в том виде, в каком она была изложена, ее нельзя принять! Да вы оглянитесь вокруг! Уже клонировали овцу, теперь вторую! Вот чем надо заниматься!
– Может быть, вы предполагаете ввести в программу клонирование овцы прямо в классе, на глазах учеников? – с издевкой спросила старший методист РОНО.
– Я боюсь, это не столь простой процесс, – ответила Ольга и добавила:
– Как может показаться неспециалисту.
Этого также не следовало говорить. Нина Евгеньевна усмехнулась:
– Разумеется, я неспециалист. Два высших образования ничего не значат, а потому все, что мне кажется, в принципе неверно. Зато вы обо всем имеете самое правильное представление. Например, о том, как правильно учить детей. Хотя специального педагогического образования у вас, насколько мне известно, нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117