Если бы это было правление русских, они наверное пользовались бы особыми льготами, но ничего подобного нет и не было.
Дама поджала губы, но ничего не сказала, видимо, усмотрев в лице Глеба поборника коммунистов. Однако «правление русских» она перестала поминать по любому поводу. Она медленно и громко разъясняла значение природы в жизни человека и весьма обстоятельно — и еще громче — рассказывала о мерах, которые правительство независимой Эстонии принимает для восстановления экологии, варварски нарушенной. Кем именно, она не упоминала, но было понятно и так. Олег попробовал все-таки отключить динамик, но бесполезно. От многократно усиленного теткиного голоса начала болеть голова. Он попробовал было отрешиться от него, вспомнив условие задачи, над которой бился вчера, но не получалось.
Похоже, не он один страдал в экскурсионном автобусе. Все чаще и чаще подавала голос беленькая Гера, сидевшая на коленях Агнии Самариной. Такое поведение собаки было совершенно неожиданным, обычно в транспорте она спокойно спала и в тявканье также особо замечена не была. Но тут в собаку словно вселилась душа какого-то пакостного пса. Она стала рваться из рук хозяйки, а потом визгливо залаяла высоким собачьим «сопрано», совершенно непереносимым для ушей, особенно в автобусе.
Дама-экскурсовод громогласно сделала замечание тем, кто в нарушение всяких норм поведения берет с собой истеричных собак.
— Пескультуурье! — воскликнула она, стараясь заглушить Герино тявканье. Хор вышел таким, что у Олега заныли барабанные перепенки. — И вы еще теелать замеечаний! — Это уже был удар по Глебу, недавно выступавшему против русского господства — мужу, а значит, совладельцу некультурного животного, мешавшего проводить экскурсию.
В общем, злополучное русское господство принимало все менее привлекательную окраску.
Гера и не думала униматься, ей честь нации хозяев была, как видно, до лампочки. Она отчаянно взвыла, вырвалась из рук Агнии и бросилась по автобусному проходу. Когда она пробегала мимо Олега, тот ловко подхватил пуделиху и, взяв ее на руки, пошел к выходу.
— Агния Евгеньевна, — сказал он хозяйке, — поезжайте, а я останусь. Вы когда примерно будете возвращаться? — он обернулся к гиду.
— Экскуурсия продлится тваа часаа, — важно ответила та.
— Я лучше пару часов погуляю, — сказал Олег. — К реке схожу. Да не переживайте, не потеряюсь и собаку не потеряю. Действительно, они были уже недалеко от Нарвы.
— Поверьте, со мной ничего не случится. А если не хотите отпускать со мной Геру, я уйду один. В конце концов доберусь до пансионата на автобусе. Остановитесь, пожалуйста, — попросил он экскурсовода.
Та что-то сказала шоферу, и автобус начал тормозить.
— Ой, я даже не знаю, — развела руками Агния, — не замерзнет она?
— Сегодня довольно тепло. — покачал головой Глеб. — Может быть, действительно выйти и нам? Погуляем вдоль реки и вернемся в пансионат на автобусе. Совсем неплохая мысль.
Действительно, день выдался на редкость теплым и сухим. Осеннее солнце золотило еще не облетевшие листья, и даже трава казалась не пожухшей, а засушенной для букетов.
Агния взглянула на гида. Та внимательно следила за их разговором, и на ее серьезном лице, казалось, застыла легкая усмешка: «Как я вас, проклятые оккупанты, ненавижу!» И Агния твердо сказала: — Нет, мы останемся. А Олег пусть погуляет с Герой и дождется нас. Да, совсем забыла, возьми поводок.
Олег взял поводок, и они с Герой с большим облегчением покинули пыточный автобус.

Глава 36. Такой вот доктор Мориарти

В «Добрыне» тоже не спали. Криминалист Осаф Александрович Дубинин метался по кабинету, который делил с майором Барковой.
— Нет, Эмилия Викторовна, душечка, уверяю вас, это один и тот же человек. Такой вот доктор Мориарти.
— Бросили бы вы, Осаф Александрович, читать детскую литературу, пора взрослеть.
— Для детей нужно писать так же, как для взрослых, только лучше. Кто это сказал? Не помню. И вы наверняка не помните. Да и Бог с ним.
— Это сказал Алексей Максимович Горький, — заметила Баркова. — Правда, до него то же говорил Станиславский, но про актерскую игру.
— Неважно! Эмилия Викторовна, голубушка! — деланно взмолился Дубинин.
— Да что вы так выламываетесь? Это помогает вам думать? Тогда другое дело.
— Другое-другое, — скороговоркой подхватил Осаф Александрович, продолжая бегать по комнате.
Он совершенно не мог мыслить в состоянии покоя. Ему нужно было перемещаться в пространстве, чтобы мысли перемещались в голове, и скорость второго процесса находилась, по-видимому, в прямой зависимости от первого. Поэтому, чем серьезнее оказывалась проблема, над которой бился Дубинин, тем с большей скоростью ему приходилось вышагивать по кабинету.
— Подумайте, Эмилия Викторовна, кому нужна была смерть Савченко, Новосельской и хирурга Барханова? Что между ними общего? Головоломка какая-то…
— Во-первых, это хороший козырь против губернатора. — сказала Баркова, — мол, губернатор у нас такой-сякой, и творится при нем невесть что. Мало того, что он себе дворцов настроил во всех странах, включая Уругвай, мало того, что он прибрал к рукам все прачечные, так теперь он избавляется физически от неугодных ему людей. Да что я говорю, включите телевизор и хотя бы раз послушайте Веселовского. Там вы услышите такие вещи, что вам представится небо в алмазах!
— Не нужно нам никакое небо — махнул рукой Дубинин. — Вы думаете, я его не слушал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127