— Ну, такой нормальный, сильный, что ли, тренированный…
— Раз работал, значит, есть где-то и такие конкретные люди, — женщина пожала плечами. — Я слышала, что есть, но где именно, не могу сказать.
Парень окинул взглядом ряд одинаковых вольеров, из-за решеток которых на него смотрели пары очень неласковых глаз. Этот питомник ему рекомендовали как очень суровый, готовящий псов, совмещавших службу телохранителя и охранника. Больше всего его поразило стоявшая здесь полная тишина без лая, тем более легкомысленного тявканья. Собачий народ в вольерах сидел очень серьезный. И встретиться с кем-нибудь из них один на один совершенно не хотелось.
И тем не менее эти молчаливые звери, следившие сейчас за ним из своих казенных жилищ, были малыми детьми по сравнению с теми, воспитателей которых он искал.
— А ваши, значит, не могут…
— Наши — нет.

* * *

Открывая дверь, Ольга приготовила улыбку и одновременно фразу, типа: «Мальчики мои бедные, совсем заждались!»
Но по напряженной тишине в прихожей она поняла, что улыбаться будет некому, точнее — нечему. Тишина продлилась всего несколько секунд. Не успела она снять сапоги, которые, кстати, давно пора отнести в мастерскую поставить новые набойки, как, резко распахнув дверь своей комнаты, в прихожей появился Геннадий. Он был опять под градусом или все еще не протрезвел со времени их встречи у школы.
— Ты что ж, сука, делаешь? — начал он негромко, неожиданно писклявым голосом. — Я тут бьюсь ради вас лбом о стену, а ты?! Даже при мне с кобелями никак не расстанешься! У тебя же двое детей растут!
Ей только хватило сил, чтобы крикнуть:
— Геннадий!
На душе стало сразу черным-черно.
Из своих комнат появились сыновья.
— Отец, — неодобрительно, даже с легкой угрозой проговорил Петруша. И его девятнадцатилетний бас прозвучал контрастом по сравнению с визгливым пьяным голосом отца. — Я же тебе сказал, сиди в комнате и не высовывайся!
Видимо, и до нее тут происходили баталии.
— Во! — навел на нее палец Геннадий. — Это ты их так воспитала. Вы в чьей квартире живете, сучата? — Он рванулся к детям, потом снова к ней. — Иди, тварь, к своим педерастам, спи с ними сколько угодно, мне это все до лампочки. Поняла?!
Он схватил с пола сапог, хотел бросить в приоткрытую дверь, но промахнулся. Сапог полетел Ольге в лицо, и она с трудом успела увернуться. Да так и осталась стоять, не отнимая рук от лица.
— Ну, уж это совсем! — проговорил Петруша.
Павлик исчез ненадолго в своей комнате и вернулся с наручниками, которые одноклассники со смехом подарили ему недавно на день рождения. Ольга еще тогда слегка рассердилась на них «Ну и шутки» Петр приблизился к отцу и В одно мгновение, словно тренировался всю жизнь, застегнул наручники на его руках.
— Предупреждал же, маму тронешь — всё!
Это даже Ольге показалось излишним, и только она хотела строго велеть сыну немедленно снять наручники с отца, как Геннадий повел себя еще более идиотским образом. Он заорал:
— Сговорились тут?! А у меня ноги есть!
Видимо, он собирался проучить Петра и ударить его ногой. Однако движение опять получилось неточным, и, потеряв равновесие, Геннадий с размаху грохнулся об пол.
— Ну вот, доигрался, — назидательно произнес Петр, словно эти безобразные сцены происходили в их квартире каждый вечер и он к ним давно привык.
А Геннадий, лежа на полу, вдруг бессильно заплакал.
— Мальчики, положите его на диван, — попросила Ольга, чувствуя, как наваливается безнадежная усталость от всей этой мерзости.
Она наконец сняла второй сапог, повесила пальто, сунула ноги в шлепанцы и, не переодеваясь, пошла на кухню.
Ольга не обедала, перехватывала что-нибудь на бегу и представляла, с каким наслаждением спокойно поужинает дома. Но аппетит исчез. Осталась только тупая тяжесть.
— Наручники снять с него? — спросил Петр, появившись на кухне. — Он вроде бы успокоился. Хочешь, я тебе что-нибудь разогрею? Или яичницу поджарю?
Из-за его спины выглядывал Павлик.
— Не знаю, — ответила она не сразу, а потом добавила: — простите за отца, мальчики. Я так устала.

Глава 33. Соломенная вдова

Ольга не верила в разделение людей на сов и жаворонков хотя бы потому, что сама легко переходила из одной категории в другую. Много лет она безо всякого будильника просыпалась ровно в семь утра, чтобы собирать мальчишек сначала в детский сад, потом в школу, чтобы и самой тоже успеть. Зато во время отпуска летом она с удовольствием засиживалась до трех-четырех ночи и вставала часов в десять. Однако жить так, как в последнее время — засыпая каждую ночь в четвертом часу, а поднимаясь в семь, — было непросто.
Утром она заглянула к Геннадию и ужаснулась увиденному: муж спал на боку в неудобной позе, прислонив соединенные руки к груди. Так, возможно, спят в вытрезвителе разбуянившиеся задержанные. Пришлось поднимать Петра, хотя обычно она будила его минут на сорок позже.
— Сними, пожалуйста, с отца наручники.
Сын сначала не сообразил, о чем она говорит, но потом вышел из своей комнаты уже одетый и отправился к отцу.
— Спит, — сообщил он, появившись на кухне, таким тоном, каким говорят о напроказничавших детях. — Разбудить, чтобы извинился?
Наручники Петр держал в руке.
— Не нужно, пусть уж хотя бы выспится.
Ей сейчас только извинений не хватало. Нужно было успеть хотя бы в общих чертах продумать сегодняшние занятия, найти несколько ярких моментов, которые привлекут внимание учеников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127