Здесь же, в этом городе и в эти месяцы, его называли Николаем.
Профессия международного киллера не нуждается в рекламе. Те, кому он нужен, отыскивают его через доверенное лицо, которое еще более скрыто от глаз общественности и государства. Эта цепочка между заказчиком и жертвой внедрилась в России с той же скоростью, с какой вошли в наш быт пепси-кола и иномарки. С той разницей, что пепси и иномарки видят все, а киллер высокой квалификации остается неузнанным и невидимым. А про существование доверенного лица вообще догадываются только те, кому это нужно знать.
Догадываются, но и только. После того как несколько киллеров исчезло из земной жизни сразу вслед за мишенями, они перестали выходить на прямые контакты не только с заказчиками, но даже и с доверенными лицами. Каждый из них выбирал свой способ связи, лишь бы не засветиться. И если на средневековом Востоке считалось неприличным, если гость изъявлял желание познакомиться с женой хозяина, то теперь предложение одного из двух тайных звеньев цепочки повидаться друг с другом стало таким же нарушением негласной этики. Однако правила для того и существуют, чтобы их нарушать. И Николай прочел однажды на экране своего супермощного, собранного умельцами одной из тайных лабораторий, микрокомпьютера, непривычный текст от доверенного лица:
— Дорогой друг! Я, конечно, нагло нарушаю все правила, но если Вы находитесь там, где я предполагаю, почему бы Вам всего только раз в жизни не зайти ко мне в гости? Тем более что я совсем один, а завтра мне сколько-то исполнится. Мое пристанище отмечено крестиком.
Вслед за текстом был нарисован кусок схемы города. А все послание многократно, как обычно перекодированное, летело сначала в Новую Зеландию, а уж оттуда через иных провайдеров достигало мобильника Николая, чтобы по кабелю перетечь в его ноутбук и снова дважды перекодироваться.
В принципе, доверенные лица могут жить в любой точке мира, и чем удаленнее от предполагаемого места событий, тем безопаснее. Вероятно, скоро так и будет. Но пока они живут в том же городе, или по крайней мере в той же стране, где планируется высокооплачиваемое убийство. Послание, полученное Николаем, не только впервые подтверждало, что его доверенное лицо живет в Санкт-Петербурге, но еще и раскрывало адрес.
С одной стороны, это могла быть примитивнейшая ловушка. Но с другой — уж очень текст походил на сигнал SOS.
Николай появился у нужной двери с утра и, нагнувшись так, чтобы не попадать под обзор глазка, посыпал невидимым глазу мельчайшим порошком пространство около дверей. Потом спустился вниз и оглядел окрестности, но нигде ничего подозрительного не высмотрел. Хотя подозрительное могло затаиться за квартирной дверью со вчерашнего вечера.
За несколько минут до назначенного часа он снова поднялся к стальной двери, в которую вместо глазка была вмонтирована видеокамера. И осветил порошок узким синим лучом фонарика. Порошок озарился ровным светом. Будь на нем следы, их очертания зияли бы черными провалами. Убедившись, что к двери в течение дня никто не приближался, кроме собаки, которая умудрилась оставить с краю одинокий след задней левой лапы, Николай шагнул к двери и встал перед камерой в полный рост.
В сумке у него были шампанское, букетик и RWшник — пишущий сиди-ром, который может записывать на диски книги, фильмы и музыку.

* * *

Электричка, проскочив городскую зону, окунулась в полную тьму Лишь освещенные фонарями платформы выплывали из ночи, словно корабли в море, и быстро исчезали вдали. Платформы были заснежены и пусты — кому взбредет в шесть утра отправляться в Лугу — небольшой город, отделенный от Петербурга тремя часами езды. Это летом пригородные поезда переполнены пожилыми дачниками и владельцами так называемых садово-огородных участков, которых по этому маршруту давнее, ленивое умом городское начальство нарезало сотни тысяч. Вот и мучаются теперь бедолаги-пенсионеры, чтобы вскопать, окучить или прополоть и полить несколько своих картофельных бороздок да огуречных грядок. Едут, стоя на одной ноге, несколько часов, тесно зажатые общей людской массой, задыхаясь от душной жары и передавая друг другу таблетки валидола.
Но это летом. Зимой же ранние электрички пусты, и в вагоне можно свободно расположиться у прохладного окна, поставить ноги поближе к электрической печке и дремать, думая о своем.
Так Геннадий и сделал. Тем более что подумать у него было о чем.
Он ехал в Лугу, чтобы посмотреть на свою бывшую собственность — обувную фабрику.
Когда-то в другой эпохе и, можно сказать, в другом государстве с названием Советский Союз, его отец, партийный функционер средней величины, помог ему своевременно зарегистрировать строительный кооператив. В отчаянном восемьдесят девятом году и начался путь Геннадия в бизнес.
Раньше он корпел с утра до вечера над кульманом в проектном НИИ. Оборжаться можно — они там все работали в нарукавниках. И он тоже — приходил утром, надевал темно-синие сатиновые нарукавники и выполнял порученную ему часть проема — рассчитывал и вычерчивал прохождение дымовых газов по вентиляционным трубам какого-нибудь задолбанного цеха. А вечером, болтаясь в трамвае и мучаясь изжогой от подливки, которую щедрой рукой наливала в институтской столовой раздатчица Шура на осклизлые макароны, возвращался домой в двухкомнатную хрущобу. Но еще около дома он покупал, рассчитывая каждую копейку и стоя в длиннющих очередях сначала в кассу, а потом в продовольственный отдел, батон, докторскую колбасу, пошехонский сыр, творожный сырок с изюмом, десяток яиц и бутылку молока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127