неожиданно встрепенулся Савва, до этого безучастно молчавший.
— Не понял? — переспросил Дубинин. — Их что же, в честь нашего прихода специально посадят на цепь? Человек, если он не дурак, сам ложится по приказу на землю. А бешеный пес — он потому и бешеный, что законы логики для него, как… — Куделин стал подыскивать сравнение, но так и не найдя, закончил: — Короче, никто, кроме нас, этих бешеных псов не нейтрализует.
— Я их нейтрализую, — негромко, но твердо проговорил Савва. — Убивать я их не позволю. И потом, пока вы будете стрелять по собакам, эти люди убьют врача, Олега Глебовича.
— А что предлагаете вы? — спросила, с трудом скрывая раздражение, Мила. — Вы участвовали хотя бы в одной подобной операции?
— Не помню. Я думаю, не участвовал.
«Это конец. Сейчас они погонят его в шею, а заодно и меня», — решил Дмитрий.
Он даже забыл, что сидит на собственной кухне.
— Я думаю, что сначала нужно вывести ветеринара, — объяснил Савва.
— Очень конструктивная мысль. Только кто это исполнит? Волшебник в голубом вертолете? — В голосе Милы была уже нескрываемая едкость.
— В вертолете было бы хорошо, — ответил Савва, — но его у нас, по всей видимости, не будет. Поэтому я просто попрошу открыть ворота, успокою людей и животных, а потом выведу ветеринара.
— Чушь какая! Мы просто зря тратим время, — и Мила повернулась к Дубинину. — Осаф Александрович, ты-то скажи что-нибудь.
— А что я могу сказать? Глупость, извините, она и есть глупость. Я думаю, товарищу или господину… как там его… ехать с нами не следует. А нам пора по домам. Завтра в машине обсудим детали.
— Нет, подождите, нельзя же так! — Диме Самарину было и стыдно за глупости, которые лепил здесь Савва, и обидно за него.
Он посмотрел на Савву. Тот сидел с невозмутимым видом.
«Сделай! Ну сделай хоть что-нибудь, чтобы они не ушли! Покажи хоть какой-нибудь фокус!» — молил он Савву.
Тот ничего не слышал. Потом повернулся к Миле.
— Эмилия Анатольевна, я понимаю, что вы мне не доверяете. Дело в том, что я не могу раскрывать вам свои возможности просто так, для забавы или для самоутверждения. Могу только для пользы. — Он повернулся к Дубинину. — Я знаю, Эмилия Анатольевна переживала, что, пока мы тут разговариваем, ее муж мерзнет во дворе при этом бешеном ветре. Я его только что попросил подняться в квартиру и через полминуты он будет здесь.
— Интересно! — проговорил Дубинин. — А если не будет, тогда что? — договаривал он уже во время звонка в дверь.
Встречать еще одного гостя бросился с лаем Чак Норрис Второй.
— Мы сейчас заканчиваем! — крикнула вошедшему мужу Мила. — Чаю хочешь? Или кофе?
— Я, простите, воспользовался бы местом, где, так сказать, моют руки.
Штопка провела его к этому месту, потом помогла раздеться, посадила в комнате у телевизора и принесла чаю. Мила не допускала участия мужа в своих делах.
— И никакой утечки информации, — объясняла она.
— Интересный был фокус, — проговорил Дубинин, — если это, конечно, не случайность.
— Допустим, вы подтвердили нам сейчас свои способности, — Миле не хотелось сдаваться. — Но это с одним человеком, — а собак там может быть стая. Они вас запросто разорвут.
— С животными мне разговаривать намного проще, чем с человеком. А насчет того, что людей в питомнике несколько, это вы правильно сказали. И моих сил надолго не хватит, я уже пробовал. Поэтому, как только я выведу ветеринара, в действие вступите вы. Но собаки будут сидеть на своих местах, за них вы не беспокойтесь.
— В конце концов, — решил вставить свое слово и Дмитрий, — у нас будет возможность убедиться в способностях Саввы Тимофеевича. Он обещал пройти по мосту через Нарву, миновав две границы, без всяких виз. Если же у него это не получится, тогда мы станем действовать по нашему варианту.
На этом совещание и закончилось.

Глава 56. Во сне

К середине ночи ветер стал стихать, а вслед за этим успокоилась и Нева. Угроза очередного наводнения отпала. Во сне Савва об этом не догадывался, но ему опять привиделся мальчик и молодая женщина, которая смотрела на него усталыми глазами.
— Смотри, папочка, смотри, какие мы стали большие, — говорила женщина, повернувшись к большой фотографии, которая висела на стене в железной рамке. — Это дядя Миша подарил нам костюмчик. Видишь, какие мы красивые.
Пацаненок важно прошелся по комнате. На нем было все, как у взрослых, — брючки, белая рубашка с галстуком-бабочкой и пиджак.
— Мы уже говорить научились, — докладывала женщина фотографии, на которой был изображен он, Савва. — Ну-ка, скажи «ма-ма», скажи «ма-ма», — обратилась она к ребенку.
Тот остановился, взялся за сиденье стула, надул щеки, а потом басом несколько раз выкрикнул:
— Мама! Мама! Мама!
— Слышал, папочка? — гордо спросила женщина. — Вот как мы уже говорим. — А теперь скажи: «па-па».
Малыш, все еще держась за стул, проговорил невнятно что-то среднее между «папа» и «дядя» и отправился в новое путешествие по комнате.
— Вот так, папочка. Хоть бы прислал письмо, где ты? Меня уже дурой считают, а я все жду, жду — не иду оформлять свидетельство о твоей смерти. Вдруг ты живой! И в церкви — тоже. Ни разу еще свечку за упокой не ставила. Мы как раз сегодня были на службе с дядей Мишей, и он мне: «Поставь за упокой души! Поставь за упокой души!» Так и не поставила. А сейчас, когда в лифте поднимались, папочка, он мне руку под пальто просунул и на грудь положил, прямо при ребенке, и я ее не стряхнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127