— Честно сказать? Когда-то учился с его отцом в Университете. И мать знал.
А тут встретил на улице — отец погиб в Спитаке во время землетрясения, мать мучается, плачет: мальчишку из-за прописки выгоняют из школ. Пожалел!
— Отличный парень! — вступилась неожиданно для самой себя Ольга, сразу поняв, о ком идёт речь. — Умница!
— Ну не знаю, — растерялась учительница географии. — Если в следующий раз сорвёт урок, я вас позову наводить порядок.
К концу дня Ольга сама отыскала Гошу — Крылышки-то хочешь посмотреть?
— А чего я в этих крылышках не видел, — ответил он как бы по инерции, но потом вдруг спросил:
— Микроскоп-то настоящий?
— Обижаешь! Конечно, настоящий.
— Ладно, пойдёмте, — великодушно согласился Гоша.
Так он первый раз оказался в её святая святых — в том закутке, который был отгорожен от кабинета естествознания и куда она допускала немногих.
— Хорошо бы их срисовать, да я не умею, — мечтательно проговорила Ольга, когда они оба нагляделись на десятикратно увеличенные мушиные крылья.
— Ну я могу, — предложил Гоша.
— Честно, можешь? — с восхищением удивилась Ольга.
— Чего там уметь-то. Карандаши и лист бумаги.
Следующие три часа Гоша, посапывая, трудился над рисунком, а Ольга Васильевна, купив в школьном буфете две порции винегрета и пирожки с мясом, заварила чай.
Из школы они вышли вместе и двинулись к автобусной остановке. Они проходили мимо милиционера, и тот неожиданно поманил Гошу пальцем.
— А вы, женщина, проходите мимо, — сказал он.
— Я вам не женщина, а педагог! А это — мой лучший ученик, и обижать его я не позволю никому.
В её словах было столько энергии, что милиционер смутился:
— А мы не обижаем. Положено — проверка документов, оружие, там, наркотики.
Ну, если лучший ученик, ладно, поверю. — Милиционер был пожилым. — У меня у самого сын отличник. У вас в школе.
— Как фамилия? — поинтересовалась Ольга.
— Никодимов. Олег Никодимов.
— Знаю, очень хороший мальчик, — сообщила Ольга уверенным тоном, хотя впервые слышала о таком ученике своей школы.
На прощание милиционер даже честь им отдал. У автобусной остановки она с Гошей распрощалась.
А на другой день Гоша Захарьянц встретил её у школы.
— Если надо нарисовать что, вы скажите, — предложил он. — И ещё, если кто вам мешать будет, тоже скажите, я его по стене размажу.
Скоро Гоша и в самом деле стал лучшим её учеником. Она приносила ему популярные журналы: «Знание-сила», «Наука и жизнь», «Природа», и он специально дожидался её, чтобы идти вместе из школы и обсуждать всевозможные биологические проблемы.
— Я не понимаю, если французы нашли эту Лики, ну, ту самую, которая древний предок, им что — лень сделать генетический анализ? Сразу бы стало ясно — настоящий она предок кроманьонца или нормальная тупиковая ветвь, — говорил он.
— Да, надо бы поискать в статьях, — соглашалась Ольга Васильевна, — вдруг они такой анализ проводили?
— Парень-то в вас влюбился! — пошутила та же учительница географии. — Утром у школы встречает, днём провожает. Смотрите — у него наверняка восточные страсти.
Несколько раз Гоша провожал её домой, они ужинали вместе с Павлушей и Петей. А потом оно как-то само собой получилось, что Пётр подружился с ним уже отдельно от неё. Пётр учился в школе, ближней к дому, но они где-то встречались в городе, куда-то вместе ходили. А потом обоих угораздило познакомиться с каким-то художником, по словам Пети, пожилым мужчиной. Какой творческий порыв овладел в то время художником, неизвестно, но только он превратил обоих мальчишек в настоящих папуасов — наколол им татуировки во всю грудь. Да и сюжеты этих наколок могли покоробить любого здравомыслящего человека — художник изобразил как бы иконы: у Гоши — апостола Фому, а у Пети — тоже апостола, только какого-то Нафанаила. Ольга о таких апостолах никогда прежде не слышала.
Честно говоря, она и в церкви-то бывала несколько раз в жизни, причём когда бы ни приходила, её оттуда сразу прогоняли озлобленные бабки за то, что она являлась то без платка, то в брюках. И лишь в последний раз на экскурсии при входе в монастырь выдали поверх брюк длинную цветастую юбку — как в некоторых музеях тапочки.
То, что художник небездарен, она поняла сразу, едва увидев изображения на обоих мальчишках. Но зачем он это сделал на человеческом теле?!
— Парни, что вы с собой натворили? Это же у вас на всю жизнь?! — спросила она брезгливо, потому что всегда считала татуировку чем-то низменным, пошлым. — Разве образованному человеку придёт в голову разрисовывать своё тело? Это занятие для уголовников. И потом, что за апостол такой — Нафанаил? Где вы его выкопали? Понимаю, был бы Андрей Первозванный. Он ведь тоже апостол? Или, в конце концов, Пётр.
— Ты, мама, живёшь в своём времени, — гордо заявил Петя. — Сегодня татуировка — это знак. Тату — символ современного свободного человека и нового времени.
— Или дикости, — продолжала настаивать Ольга.
— А Нафанаил — один из двенадцати апостолов, Ольга Васильевна, — стал объяснять более взрослый Гоша. — Его ещё звали Варфоломеем. Он проповедовал в Индии и у нас, в Армении. И потерпел мученическую смерть. Некоторые уверяют, что будто бы язычники с него сняли кожу. Но я в это не верю. В Армении такого быть не могло. Армения всегда была культурной страной.
Даже переехав в Петербург, Гоша оставался патриотом своей маленькой многострадальной родины.
Несколько недель мальчишки, будучи в компаниях, немедленно обнажались до пояса, заявляя, что в помещении им, видите ли, чересчур жарко. А потом постепенно, когда компании перестали изумляться художеству на их телах, мальчишки поумнели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125