У вас он через год выкупится, а там, куда я его сплавил, будет сидеть пожизненно. Или скорчится. На электрическом стуле. За ним хвостов, как у нас с тобой пальцев. И все большие.
— Ну спасибо, что отозвался. Теперь хоть есть ясность. Будь.
— Ты тоже, будь, — и звонивший отключился.
* * *
К набережной Макарова там, где Васильевский остров изгибается в сторону реки Смолении, между Тучковым мостом и началом Малого проспекта пришвартовался на радость прохожим огромный океанский корабль. Он возвышался над городскими постройками, и солнце, отражаясь в окнах его кают и салонов, слепило глаза жильцов многих соседних зданий. Прохожие любовались его белизной, современными обводами. В районе верхней палубы, где-то на высоте крыши семиэтажного дома, вдоль фальшборта торжественно тянулась надпись, оповещающая о названии судна, которое на русский язык переводилось, как «Корона Карибов».
Санкт-Петербург был последним пунктом в тридцатидневном туристском маршруте корабля. Отсюда он прямым ходом отправлялся через Атлантику назад, к латиноамериканскому берегу, чтобы высадить богатых пожилых людей, уставших от долгого плавания и обилия впечатлений, в портах Бразилии, Аргентины, Колумбии и Мексики.
Порядок входа и выхода туристов был упрощённым. Лишь у трапа стоял круглосуточный пост — два сменяющихся пограничника, которые, проверив паспорта, осматривали строгим взглядом каждого, кто поднимался на судно или спускался на берег.
Вечером накануне отплытия судна в Мариинском дворце, где помещалось Законодательное собрание, был устроен приём в честь посетивших город почётных гостей. Туристов не стали утомлять долгими экскурсиями по дворцу и скучными речами. Довольно скоро торжественная часть перешла в фуршет. А потом желающим была дана последняя возможность прогуляться вдоль невских набережных. Ровно в двадцать три часа судно должно было отчалить.
В десять вечера вблизи угла Третьей линии и Малого проспекта остановилась серая «Нива». К ней подошли трое загорелых элегантно одетых мужчин и, перебросившись с водителем несколькими фразами, стали усаживаться в машину. На заднем сиденье за спиной водителя уже был один пассажир, который, судя по всему, находился в глубоком пьяном забытьи.
— Хо! — весело сказал один из тех, что сели с ним рядом, и, дружелюбно похлопав его по щекам, положил во внутренний карман его пиджака паспорт, а потом шутливо позвал:
— Пс-пс-пс-пс-пс.
Но пьяный не отозвался.
«Нива» выехала на Малый проспект и через несколько минут затормозила невдалеке от корабля, на котором уже празднично светились разноцветные огни иллюминации. Пассажиры весело, громко переговариваясь по-испански, стали высаживаться из машины, а сойдя, заботливо спустили на землю и своего товарища.
Только теперь стало заметно, что вся компания находится в лёгком подпитии.
Один из них, сунув несколько бумажек водителю, помахал ему рукой и послал воздушный поцелуй. Машина сразу отъехала, а недавние пассажиры, заботливо обняв своего товарища, по-прежнему смеясь, подошли к пограничному посту у трапа.
— Спасибо! До свидания! — выкрикнули они хором русские слова русским дежурным.
Тот, что расплачивался с водителем, собрал у всей компании паспорта. Для этого ему пришлось залезть в карман пиджака к приятелю, которого друзья обнимали с обеих сторон и чья голова лишь пьяно болталась.
— О-о-о! — объяснил он пограничникам, вручая все паспорта вместе. — Водка!
Русска водка! О-о-о!
Пограничники тем не менее проявили бдительность и сверили каждую из фотографий с пьяным оригиналом. А ещё через минуту два весёлых пассажира уже потащили своего соотечественника и собутыльника по пружинящему трапу на борт, а третий, приплясывая, подталкивал их в спины.
К кораблю с разных сторон подъезжали таксисты и частники и высаживали точно такие же развесёлые компании, которые сразу направлялись к трапу. До отправления судна оставалось полчаса.
В полночь недавний водитель серой «Нивы» включил ноутбук, подсоединённый к его сотовому, и прочитал на экране очередное электронное послание:
«Дорогой друг!
Февральские друзья выражают Вам признательность за точно пройденный путь и сообщают о том, что все взятые ими на себя обязательства выполнены по стандартной схеме.
Примите также и мои поздравления!
Ваш Координатор».
ПОСЛЕДНЕЕ ПРОСТИ
На Васильевском острове в Петербурге есть старинное кладбище. Его называют Смоленским. Там среди крестов, памятников и дорогих надгробий находится могила знаменитого инженера Людвига Нобеля, осветившего в начале XX века всю Россию дешёвым керосиновым светом. Это его дети после смерти отца первыми придумали давать премию Нобеля лучшим изобретателям России. А уж спустя несколько лет, воодушевлённый таким примером, самый богатый человек мира, динамитный король Альфред Нобель завещал своё состояние тем, кто своими изобретениями способствовал упрочению мира среди людей. Но его прах покоится в другой земле.
Здесь же, на Смоленском кладбище, захоронена и святая юродивая Ксения Петербургская, покровительница города, к стенам часовни которой и сегодня прикладываются те, кто надеется получить от неё благость.
Почти посередине между этими двумя знаменитыми могилами, над недавним братским захоронением поставлена стела из розоватого мрамора со странным рисунком: сквозь едва прочерченный, словно выступающий из небытия силуэт человека просматривается другой — в котором при желании можно узнать кого-либо из святых апостолов.
В нижней части стелы выбито несколько имён, ничего не говорящих тем, кто проходит мимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125