Тот тоже отбивал вражескую атаку вблизи генерала и Антония и неожиданно для себя вник в серьезность его слов.
– Как думаешь, это у тебя навсегда или временно?
– Если не убью кого больше, может, и простится мне, а если опять стану убивать, то уж навсегда потеряю, да и сам недолго проживу.
– А давай-ка я тебя истопником в госпиталь запишу, – предложил адъютант. Все-таки, будучи студентом, он читал дореволюционные книги, которые хранила его бабушка, про Месмера, графа Калиостро, чудотворца Иоанна Кронштадтского и кое-что в этом смыслил. – Или, еще лучше, иди санитаром. Это дело как раз для тебя.
Антоний оценил мудрость адъютанта и перешел в санитары. Новая служба была не из легких, особенно когда во время боев полагалось выносить на себе раненых мужиков из зоны обстрела, однако спасать людей все же совсем не то, что их убивать.
Так он и дослужил до конца войны.
После Победы он приехал в Читу. А там в Охотсоюзе получил во временное владение избушку охотника-промысловика, в которой и проживал больше пятидесяти лет.
– Место глухое, но, говорят, очень для организма полезное, – сказал ему сам председатель, подписывая бумаги. – Даем как демобилизованному. Там в родниках и колодцах такая вода, ее тунгусы раньше волшебной считали.
Сам о том не догадываясь, он сделался продолжателем славного и многоликого ряда святых Антониев, среди которых был и основатель монашества в раннехристианскую эпоху, и такой же другой – основатель монашества на Руси.
Тебя зовут Саввой
Он был нигде и везде. Однажды Он даже открыл глаза, но не ощутил ничего, кроме боли. Нестерпимо болела голова и страдало тело. Это длилось лишь мгновение, а потом мир снова исчез из его сознания.
Несколько раз возникали чьи-то лица. Крупные и расплывчатые, они словно проплывали перед самыми глазами. Он не мог их узнать, хотя то были лица родных людей. Может быть, матери, а может быть, жены или дочери. Не узнавая, Он ощущал исходящую от них добрую теплую энергию. Возможно, именно так чувствуют дети, находясь в материнской утробе. Несколько раз около губ его оказывалось теплое ароматное питье, кто-то приподнимал ему голову, и Он послушно выпивал все до дна. Однажды, когда Он снова открыл глаза, в сумеречной дымке возникло изображение старика с мохнатыми седыми бровями, который приложил палец к своим губам и, приподняв его голову, поднес ему ко рту глиняную плошку с теплым травяным питьем. Он послушно допил содержимое плошки до конца и снова закрыл глаза. Так повторялось до тех пор, пока Он не услышал:
– Очнись, Савва, теперь ты видишь и слышишь, открой глаза, Савва.
«Это мне, – понял Он. – Это я – Савва».
Он открыл глаза и увидел вновь сурового старика с седыми мохнатыми бровями.
– Ну, – спросил старик, – належался, Савва? Пора вставать, надо начинать жизнь. Если ты меня понял, скажи «да».
– Да, – откликнулся Савва.
Старик перекрестился, и лицо его помягчело.
– Попробуй-ка подняться. Только не торопись.
Он подставил руку, и Савва медленно сел на постели, потом спустил ноги на дощатый пол, потом, держась за стариковскую руку, встал, и мир перед ним пошел кругом.
– Это ничего, – ободрил старик, – скоро привыкнешь. Меня зовут Антоний, ты в моем доме, я тебя выходил.
– Спасибо, – отозвался Савва, снова сев на жестковатую постель.
– Благодаришь, стало быть, голова варит, – слегка обрадовался чему-то старик. – Но ты ее эти дни не напрягай, пусть привыкает. А сейчас – спи.
И едва Антоний дотронулся до него, как Савва опять впал в глубокий сон. Только на этот раз сон был не болезненным, а легким и сладостным.
Проснувшись в отсутствие старика, он сделал несколько самостоятельных шагов по комнате и подошел к маленькому мутноватому оконцу. Перед ним была небольшая поляна, дальше текла река, а вокруг стоял лес.
– Изучаешь? – спросил тихо появившийся в дверях Антоний. – Это хорошо. Пойдем, выйдешь на волю, вдохнешь свежего воздуха, а завтра дам тебе работу.
Савва с помощью старика вышел за дверь и зажмурился от яркого дневного света. Когда его снова шатнуло, Антоний посадил страдальца на завалинку.
Рядом на двух невысоких рябинах свисали красные тяжелые кисти. За домом был огород.
– Вот так, подыши пока, – проговорил, едва скрывая тихую радость, дед.
Савва еще раз оглянулся вокруг на уходивший полукругом к реке лес и ощутил беспокойство. Вроде бы ему надо было куда-то идти..
– Что я тут делаю? – спросил он с недоумением. – Или я к вам лечиться приехал?
– То тебе лучше знать, – ответил со спокойной рассудительностью старик. – Только голову попусту не напрягай. Что надо – само вспомнится, а что не надо – то и забудется.
– Подождите, а вы-то кто? Вы мне родственник или как?
– Родственник, – согласился дед. – Мы на земле все родственники. Пойдем-ка назад. Поспи малость еще, а завтра, как силы в тебя войдут, станешь мне помогать.
Дед ввел Савву в дом, посадил на постель. Теперь Савва разглядел и ее. Это была сколоченная из досок лежанка, не ней – сенной матрас и вместо белых больничных простыней – что-то цветастое, ситцевое. Он хотел еще о чем-то спросить старика – о чем, даже и сам толком не знал, – но что-то неясное его сильно мучило. Однако старик на мгновение легко дотронулся до плеча, Савва ощутил едва заметный укол и немедленно погрузился в сон.
Выздоровление Саввы шло быстро. Уже на другой день после первого выхода на свежий воздух он помог деду пилить дрова. Потом, после недолгого отдыха, выкопал остаток картошки из огорода.
– Помощник, это хорошо, – несколько раз с удовольствием повторял Антоний. – Иногда так третья рука нужна, а где ее взять!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117