Даже у такой приятной леди, как она, были расквартированы военные. Она в своем садике получала около четырех дюжин бутылок томатного сока, а также свежие овощи каждый день на столе. Одним словом, мы как-то пробавлялись, много ли нам надо?
– А у вас есть еще родные?
Айви мотнула головой.
– Бабушка и тетя Фло – вот и все. Тетя Фло, она сейчас работает в A.T.S., носит одну из тех красно-зеленых шляпок, они такие элегантные. Она хотела, чтобы я тоже поступила туда. Но я не прошла медкомиссию. Это все из-за того несчастного случая, который случился, когда я девочкой работала в холле.
– В каком таком холле?
Айви хихикнула.
– В мюзик-холле, мисс. Варьете. Я и моя сестра Глэд. Нас называли – «чудеса гибкости», мы были акробатами. Но потом стряслось это несчастье – на проволоке. Глэд погибла, а мне сказали, что я никогда не буду здоровой, как прежде. Итак, я оставила варьете, мне даже нравилось, что не придется больше там выступать. Да и врач сказал, что ни за что не допустит меня туда.
– Мне так жаль, – сказала Меада своим приятным, чарующим голосом и затем добавила: – Отправляйся пораньше в постель, Айви, тебе лучше поспать. Миссис Андервуд больше ничего не понадобится.
Айви снова резко проговорила:
– Мне не очень хочется ложиться, скорее всего, от этого мне не станет легче. Я опять начну вспоминать Глэд и себя, как мы снова идем по этой проволоке. Вот почему я брожу во сне, поэтому я вышла из своей спальной на улицу в Суссексе. Бабушка тогда сказала мне, что это неприлично, что мне лучше найти себе работу в какой-нибудь квартире, где я не смогу выходить на улицу во сне.
Мурашки пробежали по спине Меады, неизвестно почему. Ведь из дома Ванделера было не так-то легко выбраться, особенно после того, как Белл запирал входные двери. Правда, Меада испугалась, представив Айви, блуждающую ночью в темноте вверх и вниз по лестницам дома. Она быстро спросила:
– А сейчас ты бродишь во время сна?
Взгляд Айви скользнул куда-то в сторону.
– Нет, не брожу, – ответила она неуверенным голосом. – Вы не хотите еще один бутерброд с рыбой? Я готовлю их, как меня научила бабушка, и вкусно выходит, – томатная паста и сверху паштет из креветок. Очень своеобразно на вкус, не правда ли?
Когда Айви ушла вместе с подносом и в комнате снова стало тихо, Меада взяла книгу и принялась читать. Взгляд бежал по строчкам, но о чем была книга, о чем в ней говорилось, она не понимала. Над кроватью висел ночной светильник. Мягкий свет падал прямо из-за спины, ложился поверх розовой простыни и такой же розовой подушки, украшенной по краям оборками. Это была спальня Годфри Андервуда, вот почему рядом с постелью стоял телефон. Дядя Андервуд спал на розовой с оборками подушке, трудно было вообразить что-нибудь более нелепое. Видимо, он не обращал на это ни малейшего внимания. Такого же цвета были стеганое одеяло и занавески с розовыми и фиолетовыми пионами. Умывальник был отделан розоватым фарфором, а на полу лежал розовый ковер. Поначалу ей казалось, что она не выдержит, но со временем, как хорошо известно, ко всему привыкаешь.
Ее полусонные мысли вспугнул телефонный звонок. В полудреме она услышала, как зазвонил телефон, она внутренне напряглась, поскольку ждала его. Теперь, когда это случилось, ее сердце заколотилось в груди, а руки задрожали. Она взяла трубку. Откуда-то издалека раздался голос Жиля:
– Хэлло! Это вы?
– Да, – ответила Меада.
– Голос вроде не похож на ваш. Она замерла.
– Откуда вы знаете, какой у меня голос?
На другом конце провода повисло гнетущее молчание. Откуда он знал? Вывод был прост, он знал, и все тут. Он так ей и сказал, но ответа не последовало.
– Меада – это ведь ты? Пожалуйста, не клади трубку, мне так много надо сказать тебе. Мне это легче сделать по телефону. Я полагаю, что нам надо кое-что прояснить в наших отношениях, не так ли? Ты никуда не торопишься?
– Нет, не тороплюсь.
– Где ты? Ты одна, ты можешь говорить?
– Да, моя тетя ушла. Я лежу в постели.
– Что? Что-нибудь случилось?
– Ничего страшного. Просто устала.
– Ты не слишком устала для разговора?
– Нет.
– Хорошо, тогда начнем. Я все это время думал, и мне хотелось бы узнать, где и как мы расстались. Мне кажется, что мне следует знать это. Ты – должна помочь мне, понимаешь? Если бы я вернулся слепым, то ты одолжила бы мне свои глаза, чтобы видеть, ты бы стала читать мои письма к тебе, и все в таком духе, ведь так? Мой случай то же самое. Я вернулся незрячим, но у меня плохо не с глазами, а с памятью. Те факты, что я не помню, очень похожи на письма, которые я не могу прочитать. Если я попрошу тебя прочитать их мне, разве ты мне откажешь в этом?
– Что бы ты хотел, чтобы я рассказала тебе?
– Я хотел бы знать, как мы относились друг к другу. Мы ведь были друзьями, не так ли?
– О, да.
– Или больше, чем друзья? Это мне хотелось бы знать больше всего. Я был влюблен в вас?
– Ты сам сказал это.
– Я бы не сказал этого, если бы не имел это в виду. Что ты сказала тогда?
Никакого ответа. Сердце у Меады застучало, дыхание прервалось, говорить она не могла.
– Меада, разве ты не понимаешь, ты должна помочь мне? Мне надо это знать. Мы были помолвлены?
В ответ все то же молчание. Армтаж настойчиво произнес:
– Но ведь я должен это знать, почему ты не понимаешь? Мы были помолвлены? Об этом было объявлено?
Меаде хотелось плакать и смеяться одновременно. Это было так похоже на Жиля, слишком знакомо, – настойчивость в его голосе, то, как он произносил ее имя, он всегда был нетерпелив и не умел выжидать. Отзвуки прошлого: «Меада я должен знать», – такой же настойчивый звонок. Тогда это прозвучало так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79