.. девять... девять с половиной... семь с половиной... девять... десять... В общем — от семи с половиной саженей до десяти, не больше.
— Значит, в пределах двадцати метров, — пояснил Шестаков Болдыреву. — Само по себе терпимо...
Болдырев поморщился от сильного порыва ветра, принесшего мелкие соленые брызги, тыльной стороной ладони он утер лицо:
— Холодная водичка, однако...
— Ничего, попробуем, — бодро сказал Щекутьев. — Ну как, Николай Павлович, решено?
— Решено— то решено... да неясно — сколько же водолазов потребуется, чтобы все это имело смысл...
— Водолазов, конечно, маловато, — согласился Щекутьев. — Но раз такое дело, подучим быстренько, добровольцы всегда найдутся.
— Условия уж больно тяжелые, — усомнился Шестаков. — Спускаться в легком водолазном костюме придется, а вода — ледяная. У ребят ни опыта, ни привычки...
— Да неужели ради похода не потерпят ребята? — с энтузиазмом возразил Щекутьев. — И не такое совершали, когда надо было. Ну, и... есть у меня еще предложение...
— Да?
— Не зря же мы с вами, Николай Павлович, курс наук морских превзошли! Помните уроки Савельича?... Я лично собираюсь с новичками в паре спускаться.
— Это мысль! — подхватил Шестаков. — И я тоже. Да и другие командиры не откажутся.
Неустроев решительно вступил в разговор:
— Тряхну стариной, как говорится. Я ведь когда— то этим делом занимался всерьез!
— Ну— ну, Константин Петрович, не увлекайтесь, пожалуйста, — охладил его пыл Шестаков. — У вас свои, слишком сложные и ответственные задачи.
Неустроев спросил иронически:
— Боитесь, утону?
— Достаточно, если простудитесь, — улыбнулся Шестаков.
Буксир «Пронзительный» стоял у стенки дальнего заброшенного причала.
На причале было темно, пустынно. По палубе судна медленно прохаживался часовой, покуривал самокрутку. Изредка он подходил к доскам, которые служили буксиру трапом, и задумчиво смотрел на берег.
Где— то вдали виднелись редкие слабые фонари плохо освещенного города.
Моря почти не было видно — тусклая белесая тьма скрывала его, и темно— серые волны угадывались лишь в легком равномерном плеске.
По воде бесшумно скользил большой баркас. Шестеро гребцов тихо и размеренно загребали длинными веслами воду. Еще несколько человек разместились на корме баркаса, среди них был и Чаплицкий.
Неясные силуэты палубных надстроек «Пронзительного»...
За каждой из них стоят вооруженные люди. Напряженные, сосредоточенные лица... На баке, в тени рубки, укрылся Болдырев. Он внимательно, до боли в глазах, вглядывается в белесую дымку, растворившую морскую даль.
Вот показался нос баркаса, вот он Болдыреву уже виден весь — плавно перекатывается на длинной волне. Чекист, остро сощурившись, рассматривает причал — там по— прежнему никого нет.
Болдырев тихо крутанул деревянную трещотку. Раздался характерный скрип: раз, два, три — заранее оговоренный условный знак.
Часовой услышал сигнал и неторопливо побрел по палубе к сходням.
Баркас подошел к буксиру вплотную. Чаплицкий, стоя на корме, примерился и ловко забросил на судно веревочную петлю. Петля точно попала на кнехт, обвила его.
Чаплицкий натянул канат. Один из сидевших в баркасе поднялся, ухватился левой рукой за канат. В правой руке его тускло поблескивал нож. Человек спрятал нож за пазуху, рывком подтянулся на канате.
Чаплицкий подсадил его, и вот диверсант уже на палубе.
Точно так же на буксир забрался еще один человек, а за ним и Чаплицкий.
Все они поползли по— пластунски к той части палубы, где только что расхаживал часовой...
Не обнаружив его на месте, Чаплицкий удивился — интересно, почему часовой, вместо того чтобы оставаться на палубе, спустился по сходням на причал?...
Ему, конечно, было невдомек, что Болдырев, организуя засаду, предвидел: диверсанты в первую очередь постараются бесшумно «снять» часового.
И естественно, жертвовать человеком не хотел.
Но надо было знать и Чаплицкого: он подполз к самому ограждению палубы, достал из— за пазухи длинный десантный нож и, тщательно, хладнокровно прицелившись, метнул его в часового...
...И в то же мгновение раздалась заливистая трель боцманской дудки.
Два мощных прожектора с мачт «Пронзительного» осветили всю палубу, несколько прожекторов скрестили свои лучи на поверхности воды за бортом буксира со стороны моря.
Ослепленные гребцы судорожными неистовыми гребками принялись отгонять баркас от судна, но — тщетно: от соседней стенки отделились три шлюпки с военморами, за короткие секунды окружившими баркас.
Хлесткая пулеметная очередь, другая, винтовочные и револьверные выстрелы, на палубе — мгновенная рукопашная схватка.
И вот один из диверсантов убит на месте, другого скрутили матросы.
И лишь Чаплицкий, упруго бросив через борт свое сухое жилистое тело, каким— то непостижимым сальто— мортале преодолел пространство между судном и причалом, оказался на ногах и тут же нырнул в тень.
Болдырев, жмурясь от слепивших его прожекторов, выстрелил в направлении Чаплицкого раз, другой — напрасно: Чаплицкий, словно чувствуя направление выстрела, бежал неровными, неожиданными зигзагами.
Еще мгновение — и он скрылся между приземистыми пакгаузами... вот он уже приблизился к ограждению военно— морского порта... и увидел, что за сетчатой оградой патрулируют военморы.
Злобно оскалившись, Чаплицкий отступил в тень от бревенчатого пакгауза.
Выждав немного, он ловко подтянулся на стрехе, быстро взобрался на крышу. Тесно прижавшись к печной трубе, терпеливо ждал...
Прошла группа патрульных, вдали показались еще несколько военморов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61