– Как ты считаешь, они скоро успокоятся?
Шредер лишь пожал плечами:
– Учащийся, как биологический вид и социальный тип, непредсказуем. Завтра я тебе все-таки расскажу, что они откололи в последнюю ночь в Праге, хочешь ты этого или нет. Между прочим, Юлия уже ушла к себе, если ты ее разыскиваешь. У нее заболела голова. Ты тоже выглядишь довольно говенно, позволь тебе заметить.
– Слишком мало спал, – ответил Йон. – Ты ведь в бассейне наверстал по меньшей мере два часа.
– Да уж, пока ты пялился на старорежимный купальник Юлии, – усмехнулся Шредер. – Меня-то он не интересовал. Впрочем, ты тоже придавил клопа, когда мы играли в волейбол. Мы ведь оба с тобой уже не мальчики. – Он пропустил Тимо и Луку в дверь, Тимо размахивал неоново-зеленым чемоданчиком, вероятно с его личными компакт-дисками и кассетами.
– Спокойной ночи, – сказал Шредер. – Музыка была классная, честное слово. Но теперь никаких глупостей, уясните это себе.
Тимо насмешливо скривил лицо.
– И вам того же.
– Мы не будем, – пообещал Лука.
Наконец Концельманн подмел все крошки и высыпал в мусорное ведро. Йон и Шредер ждали его у двери.
– Давайте еще минутку посидим перед домом? – предложил Шредер, когда они втроем шли через холл.
– У меня в комнате есть бутылка виски, – сообщил Концельманн.
Шредер присвистнул:
– И ты говоришь об этом только сейчас? «Скотч» или «Бурбон»?
– «Айриш Молт», – ответил Концельманн. – Жалко, что Юлия уже ушла спать.
Шредер на ходу толкнул плечом Йона:
– Верно мыслишь, Маркус! Без Юлии даже «Айриш Молт» покажется вдвое хуже.
– Не обижайтесь на меня, – сказал Йон, – но я лучше немного почитаю. И не забывайте: сегодня последняя ночь. Так что не набирайтесь.
– Слушай, Йон, приятель. – Шредер остановился перед их дверью. – Нельзя же так! Стаканчик. Ну хотя бы половинку.
– В другой раз выпью с удовольствием. – Он нажал локтем на дверную ручку, поставил коробку внутрь у косяка и закрыл дверь. Подождал немного, не войдет ли Шредер, чтобы продолжить свои уговоры, потом рухнул на постель.
Значит, у нее головная боль. Можно дать гарантию, что это только предлог. Вероятно, она мучается и переживает, как и он сам. После случая в «Мамма Леоне» ей понадобилось несколько часов, прежде чем она отошла и перестала злиться. Пожалуй, он ей позвонит. Предложит поговорить еще раз.
Его мобильный телефон торчал из кармана брюк, в которых он был нынешним вечером. Йон набрал номер Юлии и нажал на зеленую кнопку. Подождал. «Абонент временно недоступен».
Он швырнул трубку на стол. Мобильник заскользил по столешнице и упал на пол. Йон даже не захотел его поднять.
Он опять рухнул на постель и закрыл глаза.

40

Проснулся он от назойливого звона комара, включил светильник над кроватью и взглянул на часы: без пяти два. Шредер спал в своей постели, повернувшись к Йону расцарапанной голой спиной.
Йон снова выключил свет и некоторое время лежал неподвижно. Обе створки окна были широко распахнуты, но воздух не стал от этого прохладней. Пахло виски. Комар полетел к Шредеру. Вот и хорошо, на расцарапанной спине для него найдется достаточно места.
Нужно все-таки переодеться в пижаму. Но до этого, пожалуй, принять душ. Рубашка пропотела. Старик Пустовка как-то раз утверждал, что в тяжелые годы его волосы однажды утром примерзли к подушке. Так трудно жили – ни пожрать нечего, ни в печку бросить. Вероятно, тогда он и начал лысеть, старый кавалерист. Волосы он потерял все, зато бабки приобрел.
Удалось ли заснуть Юлии? И все ли спокойно у школьников? Надо, пожалуй, сделать еще один контрольный обход.
Он тихо встал, повесил на шею полотенце и взял гель для душа. Потом, повинуясь внезапному импульсу, отложил их в сторону, достал из шкафа кроссовки и, тихонько выйдя на цыпочках в коридор, натянул их там на ноги. Прошел в коридор девочек. Кто-то закашлялся, и снова все стихло. Он посмотрел на секундную стрелку, выждал ровно две минуты, затем направился в отсек, занимаемый мальчишками. Ему показалось, что в комнате, где разместились Маттиас Фрилингаус и его компания, шепчутся и хихикают. Он подошел вплотную к двери, прислушался, но ничего не услышал. Какое-то мгновение он взвешивал, не нужно ли открыть дверь и заглянуть внутрь. В итоге решил не усердствовать. Все-таки они не в армии.
Он спустился по лестнице в холл. Два настенных светильника бросали холодный свет на каменный пол. Входная дверь была закрыта. Он пересек столовую, прошел на кухне мимо огромной плиты и открыл окно. Зажигать свет не понадобилось. Луна была почти полная, небо очистилось от облаков.
Вниз, к Везеру, он побежал по траве, а не по жесткому гравию. Вчера, после дневного похода, он устроил себе неплохую разминку – по бульвару до большого моста, назад и еще на запад до очистных сооружений. Сейчас ему захотелось повторить свой маршрут, тем более что его первая часть была особенно приятна – совершенно ровный отрезок вдоль реки.
Вскоре глаза привыкли к темноте, и он увеличил темп. Льняные брюки, конечно, плохо приспособлены для бега, но плевать. Главное – движение. Следить за ступнями, контролировать дыхание, расслабить и согнуть в локтях руки. Не думать о Юлии. Завтра они помирятся.
На бегу он приложил ладони к лицу. Нет, не ошибся – правая щека прохладней левой. От реки тянуло свежестью. Его собственная тень росла и уменьшалась от фонаря к фонарю, которые стояли вдоль всего бульвара на равных расстояниях. Перед ним, где-то в тени большого моста, унизанного огнями, кто-то крикнул: «Buona notte, Eduardo, a domani» Спокойной ночи, Эдуардо, до завтра (ит.).

. Ответ прозвучал невнятно, будто каша из звуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91