Ракитова записала задание в блокнот.
- И вообще, - сказал Измайлов, - посмотрите, как обстоят дела у Самсонова с выполнением трудового законодательства.
- А что? - насторожилась Ольга Павловна.
- Не слишком ли много сверхурочных работ?
- Странно, - заметила Ракитова. - Опять? Откуда такие сведения?
- Будякова говорит, муж почти каждую субботу на заводе. А частенько и воскресенье прихватывает...
- Я ведь в прошлом году проверяла. Помните, направили директору представление. Неужели снова нарушает? Может, Будякова что-то путает?
- Это вам и следует выяснить, Ольга Павловна. А Будякова - женщина бесхитростная. Я ей верю... Сходите на завод, посмотрите. Бумаги бумагами, а живые люди - с ними поговорить очень полезно...
- Сегодня пойти?
- Нет, думаю, лучше появиться там в субботу. А если будут работать и в воскресенье тоже загляните. Воскресенье у нас, кажется, тридцатое июня?
- Да, - кивнула Ракитова. - Понимаю, конец месяца и квартала.
- В такие дни - самый аврал, - добавил Измайлов.
Они вместе вышли из кабинета.
- Ну, кому передать привет в области? - спросил Измайлов.
- Ой, Захар Петрович, некому, - улыбнулась Ракитова.
- А просьбы какие-нибудь будут?
- Никаких. Желаю вам хорошо выступить на конференции...
Простившись с помощником и секретарем, Захар Петрович поехал домой.
* * *
Зайдя в прохладу квартиры, Захар Петрович услышал звуки, напомнившие вдруг детство. Исходящие паром, недавно оттаявшие поля, запахи весны и щемящая душу песня с высокого чистого неба, где живым треугольником проплывали птицы...
- Наш-то больной повеселел, - встретила его жена.
- Слышу, - улыбнулся Измайлов. - Курлычет. У нас в Краснопрудном все - от карапузов до стариков всегда высыпали на улицу, когда пролетали журавли...
- Постой, постой, - перебила его Галина Еремеевна. - Курлычет... Курлыка. Володя! - обрадованно крикнула она. - Отличное имя.
Галина Еремеевна и Захар Петрович вошли в комнату сына. Он лежал на коврике, что-то чертя на листе ватмана. Рядом сидел журавль на старом пальто Захара Петровича и вертел головой на длинной шее.
- Курлыка? - спросил Володя. - Подходит! В самый раз!
- А мы-то голову ломали, - сказала Галина Еремеевна. - Какие только клички ни придумывали...
Измайлов не удержался, погладил птицу по голове. Потом присел на корточки возле сына.
- Что это ты изобретаешь? - спросил он сына.
- Протез. Для Курлыки, - кивнул он на журавля. - Понимаешь, он должен быть легкий, крепкий и удобный.
- И гигиеничный, - добавила Галина Еремеевна.
- Вот эту часть, - показал Володя на чертеж, - сделаем металлической. А низ - деревянный.
- А какой именно металл? - уточнил отец.
- У меня есть алюминиевая трубка. Как раз нужного сечения. А для подпятника, что ли, простую пробку из-под шампанского.
- Скользить будет. По-моему, нужно мягкую резину, - сказал Захар Петрович.
Володя подумал и кивнул:
- Да, ты прав.
- Ладно, обсудите потом, когда отец вернется из командировки, сказала Галина Еремеевна. - А сейчас быстренько за стол! Не то, Захар, опоздаешь на поезд.
За столом Измайлов рассказал, что на приеме у него была Будякова.
- Боже мой, вот несчастная женщина! - переживала Галина Еремеевна. Я как чувствовала! Аркаша сегодня должен был дежурить в нашем "Белом Биме" и не пришел. Я попросила девочек зайти к нему, узнать, не заболел ли. А он, оказывается, сбежал из дому. - Она покачала головой. - Я обязательно зайду сегодня к Будяковым.
- Зайди, зайди, - одобрил Захар Петрович. - Она очень переживает. Да и каждый бы на ее месте... Сын ведь...
- А что с него взять - ненормальный, - сказал вдруг Володя. - На Богдановку его, чтобы не бегал...
- Не смей так говорить! - взорвалась мать. - Да, он не совсем здоров. Но не издеваться надо, а сострадать!..
Аркаша был действительно не совсем полноценный, как считали врачи, в результате отцовского алкоголизма. Его оставляли на второй год два раза в одном классе, стоял даже вопрос о переводе Будякова в спецшколу, которая находилась на Богдановской улице. Но Галина Еремеевна отстояла его: там, по ее мнению, окончательно затормозилось бы его развитие.
- Но ведь о нем все так говорят! - удивился Володя.
- Вот и плохо, что все! А ты не должен! - продолжала возмущаться мать. - Пойми, это не вина, а беда. Горе! И откуда у тебя такое бессердечие?
Володя демонстративно встал.
- Сиди... Ладно, будет вам, - примирительно сказал Захар Петрович; ему не нравилось, как говорит о мальчике Володя, но не хотелось уезжать с испорченным настроением.
Однако проводы были все-таки скомканы. Володя, обиженный, ушел к себе в комнату. Галина Еремеевна тоже была раздражена.
- Вот пижама, - показывала она мужу, что где лежит в чемодане. - Вот рубашки... Не понимаю, Захар, почему сейчас подростки такие жестокие?
- Может, просто безапелляционные? - успокаивал жену Измайлов.
Галина Еремеевна вздохнула.
- Наверное, ты прав. - Она понизила голос, чтобы не услышал сын: Может, зря я на него накричала? Надо было просто объяснить...
- Конечно, - с облегчением сказал Захар Петрович; ему было бы в отъезде не по себе, зная, что жена с сыном в конфликте. - Постой, ну зачем мне так много рубашек?
- На смену, - ответила Галина Еремеевна. - Кто тебя знает, вдруг захочется в ресторан с какой-нибудь молодкой... Еще скажет, что жена плохо присматривает...
- Какая там молодка! - фыркнул Захар Петрович. - Скажешь же...
Измайлов знал, что жена насчет молодки пошутила, но такие шутки задевали его.
* * *
По дороге на вокзал Май рассказал Захару Петровичу об одном английском палаче по имени Джеймс Берри, который оставался джентльменом даже при исполнении своих обязанностей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26