— Расторопный малый, — заметил Глеб.
— Внимательный, — кивнула Вербицкая, уплетая аппетитную снедь за обе щеки.
Все ей нравилось, все её умиляло. И больше всего — шашлык, приготовленный тут же, в камине.
Болтали о разном и не заметили, как за окном стемнело. Рудик зажёг свет. Вика вдруг забеспокоилась за отца и за Семена Матвеевича. Но тут дверь распахнулась, и в дом ввалились охотники. Румяные от быстрой ходьбы, радостные и усталые. Дик выражал свою собачью радость тем, что бросился к Вике и стал лизать лицо.
— Лежать! — приказал Вербицкий, показывая дочке трофей — глухаря. — Красавец, а?
— Чудо! — сказала Вика, оглядывая великолепную птицу, веером раскинувшую большие крылья.
Семён Матвеевич передал Рудику свою добычу — беляка и, потирая руки, сказал:
— Ну, Николай, за стол!
— Заповедь охотника какая? — спросил Вербицкий и сам же ответил: — Сперва накорми собаку.
— Рудик накормит.
— Не-не! Только хозяин, — решительно заявил Николай Николаевич.
Дали есть Дику и наконец уселись обедать. Все ещё не остыв от азарта, оба охотника, перебивая друг друга, рассказывали, где и как они выследили дичь, и как добыли её.
— А пёс у тебя экстра-класс! — нахваливал Ярцев-старший. — Зайца поднял, навёл на глухаря…
— Так он же записан в книге ВРКОС! — с полным ртом ответил Вербицкий.
— А что это такое?
— Всероссийская родословно-племенная книга охотничьих собак, — пояснила Вика.
— Смотри-ка, есть и такая? — удивился Рудик, который сел за стол лишь вместе со своим шефом.
— Надо же вести учёт породистым собакам, — сказал Николай Николаевич.
— В этой книге — только самые лучшие, имеющие полную четырехколенную родословную, имеющие дипломы за испытание рабочих качеств и высокую оценку по экстерьеру… Между прочим, Дик записан в самую высшую группу из русско-европейских лаек.
— И много таких групп? — полюбопытствовал Глеб.
— Пять, — ответил Вербицкий. — В группе, куда входит и Дик, около пятидесяти собак. И все они имеют по нескольку дипломов первой степени! У моего пса дипломы по медведю, утке, копытным и пушным зверям.
— Значит, многостаночник, — улыбнулся Ярцев-старший. — Что же, испытаем его завтра на зверя покрупнее…
Так, за охотничьими разговорами прошёл обед. После еды встал вопрос: чем заняться? Вику разморило. От впечатлений, свежего воздуха, тепла. Она пошла в одну из комнат прилечь.
— Эх, пулечку бы расписать, — мечтательно произнёс Николай Николаевич.
— Это можно устроить, — улыбнулся Семён Матвеевич. — Карты есть…
— А третий? — спросил Вербицкий.
Ярцев-старший кивнул на сына.
— Играешь в преферанс? — обратился Николай Николаевич к Глебу. Тот кивнул. — Рискнёшь с нами?
— Можно…
— Смотри, мы с твоим отцом имеем приличный стаж, — предупредил Вербицкий.
— На ковёр, на ковёр, — потёр руки Ярцев-старший.
Тут же появилась нераспечатанная колода, бумага, карандаш.
— Только просьба, братцы, — попросил Николай Николаевич, — поменьше курите. — Он показал на сердце.
— Конечно, конечно, о чем речь! — откликнулся Семён Матвеевич, расчерчивая лист бумаги. — По сколько?
— По копейке, а? — неуверенно предложил Вербицкий, кинув взгляд на Глеба: мол, он ещё молод и на большее не потянет.
— Боишься, без штанов оставим? — засмеялся Ярцев-старший. — Не будем мелочиться.
— Лично я готов, — усмехнулся московский гость, ловко тасуя карты и сдавая их для игры. — Ну, Матвеич?
— Я — пас.
Глеб стал торговаться. Николай Николаевич не уступал, и игра досталась ему.
— Разложимся, папа, — сказал Ярцев-младший, раскрывая карты.
Вербицкий остался без двух.
Раздали снова. На этот раз играл Глеб, притом успешно.
— Однако же, — заметил Вербицкий. — Наш гуманитарий не только в истории разбирается… Я думал, у тебя в голове лишь всякие там битвы при Ватерлоо, Бородино…
— Как говорится, нам, гуманитариям, ничто человеческое не чуждо, — улыбнулся молодой историк.
Время летело быстро. Вербицкий нервничал, Семён Матвеевич хмурился.
— Покурим, Глеб, — предложил он.
Отец с сыном вышли на улицу.
— Ты что, спятил? — спросил Ярцев-старший. — Я прикинул: раздел гостя уже рублей на двести…
— Карта идёт, — оправдывался Глеб.
— Умерь пыл! Видишь, он расстроился.
— Трус не играет в хоккей, — отшутился было сын.
— Кончай мне эти хохмы! — не на шутку рассердился отец. — Дай ему отыграться. Понял?
— Попробую…
— Не попробую, а сделаешь! — твёрдо приказал отец.
Они курили в накинутых на плечи тулупах, глядели на синеву морозной ночи, не нарушаемой ни единым звуком.
— Понимаешь, Вербицкий может помочь мне выбраться отсюда, — продолжал Семён Матвеевич. — И даже не в Средневолжск, а в Москву…
— Иди ты! — не поверил Глеб.
— Факт! Так что смотри… Нужно его ублажать. Пусть выиграет сотню-другую. Вербицкому радость, а мы не обеднеем. И не бойся просадить побольше — я тебе компенсирую дома.
— Идёт! — согласился Глеб. И, помолчав, попросил у отца: — Батя, может, я с утра махну домой?
— А гости? Нас ведь трое да плюс собака, ружьё и прочее. И потом, в «уазике» холодно.
— Попроси Рудика, чтобы прислал кого-нибудь с машиной, когда поедет в посёлок.
— Ни в коем случае! — отрезал Семён Матвеевич. — Почему, ты думаешь, Николай Николаевич попросил привезти их сюда именно тебя? Да заикнись Вербицкий в Средневолжске — десяток машин выделили бы! И ещё спасибо сказали бы, что удостоил. Понимаешь, время сейчас такое… Каждый тени своей боится.
— Понял, понял, — сказал Глеб, и впрямь наконец-то сообразив, почему Вербицкий не остановился в «Плёсе», почему так любезничал с Глебом.
— А Николай Николаевич тем более не хочет никакой огласки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34