Какие две строки? Где?
Крикун сунул раскрытый журнал в нос старику.
– Вижу, вижу. Чудный материал о враче-акушерке, и фотография хорошая… Но ваш материал весь тут.
– Нет, – возопил автор, – нет! Здесь двух строк не хватает! Это дискриминация! Я давно заметил, что госпожа Май третирует сотрудников-мужчин. Это шовинизм! Я протестую! Я предупреждал ее, что не оставлю ее происки безнаказанными.
– Чего расшумелись, понимаете ли. – Данила грубо всучил автору журнал. – Ступайте вон. Барыня еще почивает. И стажера разбудили.
Только тут господин скандалист заметил в дверях буфетной испуганного Самсона.
– Кто такой? Еще одна жертва?
– Наша новая звезда. Его материал на третьей полосе. Вместе с госпожой Май писал всю ночь. Будет работать под псевдонимом Нарцисс.
– Звезда? – Автор, подталкиваемый Данилой к выходу, недоверчиво скривился. – Да ведь он сосунок! И сразу в этот вертеп?
– Идите, батенька, идите. Не беспокойте барыню, пока вас вовсе не выгнала. Ей и так не нравится, что вы якшаетесь с идейными изданиями да в бульварной прессе подрабатываете. А наш журнал – вне политики. Мы с цензурой хлопот не хотим. Идите, проспитесь, вечером в «Медведе» увидитесь. Там будет банкет, не забыли?
Данила выпроводил пришельца и вернулся к стажеру.
– Слушайте меня, голубчик, и в проигрыше не будете. – Он ласково потрепал Самсона за локоть. – Давайте знакомиться с редакцией. Рядом с буфетной комнатой – умывальная, можете освежиться. А эта дверь слева ведет в две смежные комнаты. В первой, что побольше, сотрудники толкутся, а в маленькой, дальней, – стенографистка-машинистка. Но это по будням. Утром приходит уборщица и убирает грязные стаканы, тарелки, окурки, бумаги. Сегодня выходной. Кабинет госпожи Май вы видели вчера. А в конце коридора – видите? Запертые двери. Они ведут в личные покои госпожи Май. Путь сотрудникам туда закрыт.
Самсон, сопровождаемый словоохотливым Данилой, вошел в отделанную белым кафелем умывальную. Впрочем, у старичка хватило ума оставить стажера на некоторое время в одиночестве, и Самсон смог воспользоваться услугами столичного ватерклозета. Фаянсовая чаша ладьеобразной формы, свисающая с бачка каплевидная ручка на изящной цепочке, наполненное водой, не пропускающее неприятные запахи колено фановой трубы приводили его в умиление, – в столичном ватерклозете только что не благоухали розы. Потом, пока его провожатый рассказывал о порядках в редакции, юноша вымыл лицо и руки над фаянсовой раковиной, забранной в деревянный ящик с резными накладками.
– Сегодня завтракаете с барыней, а потом как она решит, так и будет. Пойдемте.
Данила провел Самсона на хозяйскую половину в уютную, без претензий столовую. Выдержанную в зеленых тонах комнату заливал солнечный свет – было уже далеко за полдень. Госпожа Май сидела за столом.
– Располагайтесь, – предложила она без всякого интереса. – Прошу не стесняться. Завтрак у меня легкий, по английской диете. И вам советую с утра не наедаться, тяжело будет думать.
Самсон оглядел большую гжелевскую миску, наполовину наполненную овсянкой, рядом с миской стояла тарелка с вареными яйцами, еще одна – с беконом, нарезанным тонкими ломтиками, булка, масло, мед. Кофе из начищенного до блеска серебряного кофейника хозяйка налила сама.
– У вас фрак есть? – спросила она. – И вообще, где ваш багаж?
– В общем, багаж у меня весь с собой, – стушевался стажер, – и фрака нет.
– Так я и знала. – Ольга Леонардовна покачала головой. При дневном свете да после ночных тревог и трудов выглядела она, как ни странно, несравненно лучше и моложе, чем вчера. – Надо вас привести в порядок. В таком виде ходить по столице стыдно. Эй, Данила!
Она крикнула, но затем потянулась, выгнувшись назад и влево всем телом, и дернула за шнур, который привел в движение колокольчик на редакционной половине.
Данила споро прибежал и застыл на пороге.
– Данила Корнеич, – велела она, – измерь нашего богатыря. Да позвони в Гостиный двор, сам знаешь кому. Пусть пришлют напрокат одежду. Фрак, рубашку тонкого полотна, ботинки…
Данила скрылся, но ненадолго. Через минуту он появился с портновским метром в руках и принялся ползать у ног вынужденного встать Самсона, что-то бормоча себе под нос.
– А пальтишко, Корнеич, у него так себе?
– Романовская овчинка, золотая моя барынька, – подтвердил старик.
– Тогда и пальто на кенгуру, и шапку пусть пришлют. И счет выставят.
– Прилично набежит, – старик вздохнул, – в копеечку влетит.
– Не твоего ума дело, – заявила Ольга Леонардовна, будто Самсона рядом не было, – мальчик перспективный, отработает. Да и кое-какие идеи насчет него у меня возникли. Так что не прогорим.
– Верю в вашу мудрость, красавица моя, – поклонился Данила и резво побежал выполнять приказание.
Минуту в столовой царило молчание. Пораженный, Самсон механически жевал свежайшую булку, не чувствуя ее вкуса.
– Что же с вами делать? – проговорила госпожа Май. – Вы ведь совсем не знаете столицы и ее людей. Надо вас к кому-нибудь прикрепить… Но к кому? Может, к Мурычу?
– Только не к нему! – воскликнул Самсон. – Я боюсь буйных! Он как Оцеола или Кожаный чулок, того гляди, скальп снимет.
– А откуда вы знаете Мурыча?
– Только что видел, говорил, что сражается с гидрой капитализма.
– Ну это он врет, – госпожа Май усмехнулась, – политическим Геркулесом он у нас является только по пятницам, когда в бульварном листке чушь несет. По вторникам он религиозный мыслитель, в газете «Божья правда» строчит слащавые историйки. А в наш журнал пишет занудные репортажи. Например, о работе акушерок… А зачем он приходил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79