Мне, пострадавшей за свои прогрессивные убеждения! Мне, слушавшей в Москве лекции самого Менделеева!
– Вы химик? Бомбистка? – догадалась Ольга Леонардовна.
– Да, да. И за это я пострадала от гнусного режима! – Жертва режима вскочила и замельтешила перед глазами хозяйки подобно маятнику. – Они обнаружили в моем доме всего понемногу: полпуда кальция и два фунта этого… купороса… И горсточку кокаина. И они посчитали, что я собиралась изготовить бомбу. А я была в связи с самим Морозовым! Меня и упекли в рудники…
– О каком Морозове вы говорите? – заинтересовалась Ольга. – О народовольце? Который об «Откровении» писал?
– О нем! О нем самом! – с жаром воскликнула дама. Она остановилась, сжала губы в жесткую черту и, исподлобья глянув на Ольгу, процедила: – Так вы поможете жертве или нет?
Ольга отвела взор и, чувствуя себя неловко, ответила:
– К сожалению, мой кассир сейчас отсутствует. Приходите завтра после обеда. Он выдаст вам.. Э-э-э… двадцать пять рублей?
Дама усмехнулась и враждебно, с бесстыдством, заявила:
– Увы, сударыня, у меня даже белья нет. – Она задрала подол юбки и показала грубые продырявленные чулки.
– Хорошо, хорошо, – заторопилась Ольга, – я подготовлю для вас одежду. Завтра и получите.
Дама взирала на госпожу Май с глубоким презрением, весь вид страдалицы говорил: и вот из-за таких я гнила в Сибири? И вот такие считаются прогрессивной частью общества?
Ольга потянулась к шнуру, чтобы вызвать колокольчиком Данилу. Посетительница столкнулась с конторщиком в дверях – Данила едва успел юркнуть в сторону, ибо жертва режима двигалась прямо на него.
– Есть еще кто-нибудь на прием? – нелюбезно обратилась к нему Ольга.
– Нет, сегодня все, – крикнул Данила, устремляясь на безопасном расстоянии за последней визитершей, чтобы выпроводить ее из редакции и запереть дверь, дав наконец отдых измученной Ольге Леонардовне.
Когда он вернулся в приемную, Ольга уже скинула парик с проклятой косой и мещанскую шаль.
– Коньяку хочешь? – спросила она Данилу. – Согревает.
Данила не ответил, поскольку каждый приемный день слышал этот вопрос, и всякий раз Ольга Леонардовна вынимала из заветного уголка бутылку и рюмку, чтобы забыть о море женских несчастий, которыми полнилась ее приемная в эти вечерние часы.
– Ася ушла?
– Никак нет, барыня. Да я прослежу, не тревожьтесь. – Он принял рюмку из рук хозяйки. – Вам уж на покой пора.
Часы пробили восемь с четвертью.
– Пожалуй, ты прав, батюшка. – Ольга чувствовала, как живительный напиток возвращает ей силы. – Еще и поужинать надо. Кстати, явился ли наш постоялец?
– Пока не изволил прийти, – ответил Данила, пряча глаза. – Не нравится мне это. Как бы худа не было.
Ольга налила еще рюмку коньяку, закурила пахитоску, подошла к окну и отодвинула гардину: на погруженной во тьму улице было пустынно.
Только фонарь одиноко покачивался в отдалении да светились редкие окошки противоположного дома.
– Говори яснее, – попросила она устало, – я и так уж измоталась.
– Понимаете, дорогая Ольга Леонардовна, благодетельница вы наша, робею говорить, а тревога-то душеньку распирает. Ну да Бог с ним, все одно. Сегодня днем наводил я порядок в буфетной, так мы с господином Шалопаевым сговорились, чтобы аккуратность хранить, прислуга ведь не каждый день ходит…
– Давай к делу. – Ольга в нетерпении стряхнула пепел с пахитоски в горшок с алоэ.
– Короче, докладываю, благодетельница. Оружия не нашел. Кокаина тоже. Видно, наш красавчик не из лихих людишек и не кокаинист. Курева так же не обнаружил. Есть тетрадка стихов. Не Пушкин, но талантик развить можно. Фотография также имеется, с ласковой надписью, на французском. Может, матушки его драгоценной? Красивая дамочка…
– Ну и что? – досада Ольги нарастала.
– Так-то все ничего, – согласился Данила. – Да вот имеются две подозрительные вещички. Первая – очищенный апельсин. Видимо, выложил на ночь из кармана – так на подоконнике и забыл. Засох совсем.
– Что ж здесь подозрительного? – не поняла Ольга.
– На первый взгляд ничего, – закивал Данила и перешел на шепот: – Да ведь неясно, откуда фрукт взялся. И зачем за штору на подоконнике спрятан?
– Ты же сам только что сказал, что он, видимо, перед сном из кармана выложил, – напомнила госпожа Май, – а взять он его мог где угодно. Там, где вчера был. Говорит, на каком-то теософском капитуле.
– Вот-вот. – Данила поднял указательный палец. – Там что, апельсины крутят? И что за привычка такая апельсины по карманам засовывать?
– Привычка действительно не из лучших. – Ольга усмехнулась. – Но почему ты думаешь, что он прятал апельсин?
– Потому, дорогая моя госпожа, что за апельсином стоял медицинский пузырек. И без наклейки! А что это значит?
Ольга в упор смотрела на вездесущего старичка.
– Болен наш красавчик, болен серьезно. Лекарство скрывает, и название специально уничтожил, чтобы никто не догадался о его ужасном недуге.
Ольга загасила пахитоску и подошла к столу, чтобы налить рюмку коньяку.
– Ты думаешь, у него венерическая болезнь? – прямо спросила она.
– Я ничего не утверждаю, – Данила опустил глаза, – мое дело вам сообщить обо всех непорядках. А выводы делать – тут умишка моего не хватает, я по справедливости признаюсь.
– Хорошо, иди. – Ольга устало опустилась в кресло, подняла руки к голове, вынула шпильки, и по плечам ее рассыпались освобожденные черные волосы.
Она смотрела на бутылку коньяку и думала о том, что проклятый вторник еще не закончился и следовало ожидать новых подвохов судьбы. Впрочем, соображения Данилы можно расценивать и как добрый знак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79