Кровавые полосы, оставленные коготками Джой, чудесным образом затянулись и едва угадывались на тёмном, изрытом оспой лице. Оставалось только накрепко прибинтовать искалеченную руку к груди и предоставить Аббаса его судьбе. В сущности теперь он был совершенно не нужен австралийцу. Пусть пока отлёживается, может быть, пригодится на обратном пути…
Собираясь на другое утро в дорогу, он остановил пристальный взгляд на Джой, седлавшей каракового, нетерпеливо переступавшего забинтованными бабками мула. Ничто в облике итальянки не напоминало о вчерашнем инциденте. Сменив пропылённую рубашку на защитную блузу в стиле сафари, она весело щебетала, скармливая лошадям сахар с ладони.
Почувствовав, что за ней наблюдают, Джой обернулась и, увидев Макдональда, просияла дежурной улыбкой красивой, уверенной в себе женщины.
Караван тронулся, гремя щебнем и разноголосо позвякивая боталами. Облако пыли обозначило его след в первобытной пустыне, иссиня-чёрной под утренним небом.
— Ну, как прошла ночь? — осведомился Макдональд, поравнявшись с Томазо Валенти.
— Лучше не вспоминать, — нервно поёжившись, отозвался профессор. — Единственный сухой остаток от всей фантасмагории так это то, что я ощущаю себя абсолютно здоровым. — Он отрешённо сосредоточился, прислушиваясь к себе. — Совершенно, знаете, позабытое чувство…
— Я рад за вас, профессор.
— Неужели моя подагра решилась предоставить мне полную свободу? — Валенти залихватски подкрутил усы. — Или выгуливает, сволочь, на длинном поводке?
— Надейтесь на лучшее, — посоветовал австралиец.
— Ты слышишь, детка? — ликующе воскликнул профессор, обернувшись к едущей следом жене. — Я не чувствую подагры!
— Думаешь, помогли гейзерные ванны?.. О, я так счастлива, дорогой!
Макдональд вновь подивился самообладанию итальянки. Нехотя отводя взгляд от её отдохнувшего, великолепно ухоженного лица, он увидел ярко-оранжевую точку, которую просто нельзя было не заметить на аскетическом фоне пустыни.
Наведя бинокль, Макдональд не без удовольствия узнал бродячего йога в неизменной леопардовой шкуре, наброшенной поверх монашеского платья. Остановившись в нескольких шагах от «лендровера», он, опираясь о трезубец, внимательно рассматривал незавершённое изваяние.
И вдруг «лендровер» исчез с горизонта.
Монах по-прежнему стоял на своём месте, недвижимый, как изваяние, а кубообразной глыбы, отбрасывавшей короткую тень, не стало.
Макдональд, как ужаленный током, выпрямился в седле и обернулся. На спине приотставшего яка успокоительно блестело дюралевое зеркало контейнера.
18
Норбу Римпоче ощущал себя каплей, подхваченной вешним потоком. Напитанные светом струи несли его к вечному океану, где сливались воедино все реки земли.
Безначальный и бесконечный, заполняющий собой неисчислимые миры, Ади-будда, как звёздная бездна, распахивался в конце пути. И гасли, едва царапнув твердь, метеоры, и навсегда размыкали звенья жестокие цепи причин и следствий.
Вожделенная нирвана, блаженное ничто, в котором растворялись души, уставшие блуждать в лабиринте перерождений, рисовались странствующему йогу как звёздная ночь, отражённая в быстро текущей реке. Этот устойчивый образ был навеян не столько метафизическими откровениями тайных учений тантризма, сколько эвфемизмами, к которым так или иначе приходилось прибегать ламаистским богословам в их заранее обречённых на неудачу попытках представить себе непредставимое.
Вездесущность будды, учили Норбу наставники, заключается в духовном теле, которое и есть абсолютная пустота. Эта божественная эманация присуща всем живым существам, но подавлена в них бренным материальным началом. Сиюминутные устремления, ничтожные заботы о насущном, отвлекая от вечного, вращают колесо страдания, имя которому мир. Даже тела небожителей не свободны от круговорота санскары. Лишь подвижник, выбравший путь пратьекабудд, способен ещё при жизни проникнуть в освобождающее от плена иллюзий ничто.
Медитационные экзерсисы приносили Норбу день ото дня крепнувшее осознание своей личной причастности к абсолюту, нерасторжимой связи с одухотворяющей мироздание силой.
Здесь же, в долине, где даже самые сложные упражнения удавались с поразительной лёгкостью, Норбу окончательно уверовал в близость «другого берега», как именовалась нирвана в священной «Дхаммападе».
Заворожённый нездешним сиянием, он шёл через пустыню, не ведая зноя и жажды, не ощущая усталости, не нуждаясь даже в кратком ночном отдыхе. Ничтожные препятствия в виде несколько странных, следовало сознаться, не описанных в соответствующих трактатах фантомов лишь укрепили йога в верности избранного пути.
Разве не смущал коварный демон Мара видениями, то кошмарными, то прельстительными, самого учителя Шакья-Муни? И разве не победил в себе сомнения великий аскет, рождённый принцем?
Выросший в Трансгималаях, Норбу Римпоче никогда не видел автомобиля, но, разумеется, кое-что слышал об этих «повозках дьявола», отравляющих воздух тошнотворной гарью и нещадно давящих живых людей.
«Лендровер», за которым не было и тени следа от колёс, произвёл на него гнетущее впечатление. Вне всяких сомнений, коварные шимнусы продолжали строить козни. Поставив на пути босоногого аскета адскую колымагу, они задумали свернуть его с благой дороги. Так нет же, не бывать этому никогда!
Норбу вызвал в воображении устрашающий облик юдама, чьё имя тайно носил, и, заполнив пустыню до самых дальних гор человеческой и конской кровью, воздвиг медный остров, на котором могущественный покровитель мог проявить свою мощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54