Я стараюсь добыть некоторые факты, чтобы можно было поставить Макферсона на место, а мои взгляды на проблему деторождения, например, или на помощь Югославии не имеют к этому никакого отношения. Хотите помочь мне или нет?
Фримен отодвинулся от стола.
— А почем я знаю, может, вы какой-нибудь паршивый агент ФБР и хотите поймать меня на слове, чтобы внести в черный список?
— Вам нечего бояться. Не думаете же вы, что Шу, которая, кстати сказать, мой старый друг, приготовила вам ловушку. Ну ладно, давайте говорить серьезно.
— Плевать мне на вас, — сказал Фримен уже менее воинственно. — Давайте закажем, раз вы угощаете, а потом уж задавайте свои вопросы, а я посмотрю, может, и отвечу.
Пока он изучал меню, Кейси еще раз продумал план беседы. Они заказали завтрак, но Фримен решил, что сначала ему требуется еще порция вина.
— В сущности, — начал Кейси, у меня к вам лишь пара вопросов по секрету. Прежде всего нам надо иметь представление о характере отношений между Макферсоном и генералом Скоттом, председателем комитета начальников штабов.
— Да они закадычные друзья, — со злобой отвечал Фримен. — Скотт был у Мака в Коннектикуте два или три раза. Мак несколько раз принимал участие в секретных «инструктажах», на которых присутствовали только консерваторы. Вы знаете, генерал говорил им, что социальное обеспечение — это первородный грех и что, если так пойдет, все мы завтра станем коммунистами. Консерваторам такие рассуждения нравятся, и они готовы поддержать кандидатуру Скотта на президентских выборах.
— Вы серьезно говорите, что Скотт намерен баллотироваться в президенты?
— А вы что думали? Конечно намерен. А Макферсон хочет прослыть творцом президентов.
— Когда проводились эти совещания? — спросил Кейси.
Фримен вцепился в свой бокал, как будто испугался, что его отберут.
— Одно было как-то зимой, потом одно в апреле. Мне запомнилось это последнее совещание, потому что Мак вызвал меня, чтобы исправить текст передачи и включить туда кое-что из высказываний Скотта.
— Ну а как насчет будущей субботы? Говорят, он готовит что-то особенное?
— Я сам ничего не знаю. Он ни черта не говорит мне об этой экстраординарной передаче. А это что-нибудь да значит. Ведь он платит мне семьсот долларов в неделю за мою писанину и имеет право выкачать меня досуха. Говорит, что хочет сам написать текст своей речи. — Фримен сделал презрительную гримасу. — Советую вам приготовить хорошие затычки для ушей, Кейси. Мак способен трепаться, как заведенный, но написать он не может даже собственной фамилии.
— Выходит, газетные сплетни подтверждаются? Я хочу сказать, он действительно просил радиовещательную компанию выделить ему время?
— Ну конечно! Сегодня утром он сказал мне, что РБК дала согласие. Он получает целый час, с шести до семи, за свой счет. И выложит за это шестьдесят пять тысяч из своего кармана.
— А он представит заранее текст своего выступления? — спросил Кейси.
— Нет. По существующим правилам он, конечно, обязан, но на сей счет у них есть неписаное соглашение. Единственное, что от него требуется, — это не приклеивать обидных кличек своим политическим противникам.
Фримен продолжал болтать о Макферсоне, со смаком и со знанием дела копаясь в его недостатках, словно психиатр, анализирующий характер дьявола. Кейси слушал без интереса. Фримен исчерпал свой запас фактов, а его суждения едва ли стоили платы за завтрак, которая, когда принесли счет, составила 12 долларов 75 центов.
— Меня удивляет одно, — сказал Кейси, расплатившись по счету. — Если вы так ненавидите Макферсона, зачем вы на него работаете?
Фримен впервые искренне улыбнулся:
— Он меня так бесит, что я трачу все, что зарабатываю, только бы как-нибудь забыть свою работу. Любой порядочный либеральный комментатор, который предложит мне работу, может заполучить меня по сходной цене — вплоть до шестисот девяноста пяти долларов в неделю.
Кейси вышел вслед за Фрименом из переполненного ресторанчика, отвернувшись в сторону, чтобы не быть кем-нибудь узнанным. Его нью-йоркская миссия подходила к концу, и он чувствовал, что особого успеха не добился, хотя ему удалось подтвердить имевшиеся подозрения насчет заговора. Что же касается налоговой декларации Миллисент Сеньер, то она, вероятно, не представит особой ценности. Он думал о Джирарде. Надо же, чтобы с таким славным парнем приключилось такое! И в каком затруднительном положении оказался теперь президент! Правда, мисс Таунсенд сказала, что Джирард передал по телефону хорошую весть. Удалось ли ему что-нибудь выяснить? Скорей бы уж добраться до аэродрома и сесть в самолет.
На тротуаре, под тентом витрины, Фримен, щурясь от солнечного света, ткнул Кейси пальцем в грудь.
— Вы не похожи на человека, пригодного для таких дел, но я все-таки надеюсь, что вашей группе удастся свалить Макферсона и Скотта и оздоровить общую атмосферу.
Кейси протянул ему руку.
— Ну, спасибо, мистер Фримен. Все, что вы мне рассказали, я буду хранить в тайне.
Фримен уклонился от рукопожатия, и его прощальные слова прозвучали с нескрываемым сарказмом:
— Все же постарайтесь, Кейси, занять определенную позицию. Вам будет полезно разбить себе нос за стоящее дело. Прощайте, дружище.
Кейси посмотрел ему вслед. «Сынок, — сказал он про себя, — если бы мне не надо было возвращаться в Вашингтон, я бы сейчас же свернул шею кое-кому…»
В Белом доме Джордан Лимен, рассеянно жуя сандвич, читал сводку последних новостей, принесенную Фрэнком Саймоном. В ней содержались три дополнения к сообщению о катастрофе, полученному утром, — перечислялись кое-какие подробности ее, и было одно новое сообщение, по-видимому написанное корреспондентом, побывавшим на месте происшествия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116