.. Да, я устал! Если бы вы сами побыли в моем положении, когда обстановка вынудила меня целых девять часов прятаться за песчаным шельфом...
В суровом взгляде, нагонявшем страх на многих, а сейчас и на меня, когда я сообразил, что по вел себя глупо, появилось удивление.
– Что вы сказали?! При чем тут шельф? В донесении о нем не говорится ни слова.
Я доложил командующему о тяжелом испытании, которое пришлось выдержать «Форели», и о том, как я решил воспользоваться возвышенностью морского дна для защиты. Должен признаться, я умышленно растянул доклад в надежде, что за это время он забудет о моей вспышке...
– Вы должны извинить меня, Пэйс, – сказал командующий, как только я замолчал. – В первые минуты я решил, что вижу перед собой офицера, каких перевидел немало, – хорошего боевого офицера, правда, несколько травмированного постоянным нервным напряжением. Для выполнения задания, которое я имею в виду, в моем списке было три командира подводных лодок, однако потопленный вами линкор и то, что вы рассказали, перевешивает чашу весов в вашу пользу.
Он впервые улыбнулся краешками губ. Прекрасный командир времен первой мировой войны, командующий понимал, что есть предел в обращении с подводником, что перегнуть палку – значит сделать его легкой добычей противника.
Командующий откинулся на спинку кресла.
– Об этом задании известно лишь двоим, и я скажу вам, кто они: я да начальник разведывательного управления военно-морских сил, и теперь о нем будете знать и вы. Знал еще один чело век, но его уже нет в живых, об этом позаботилось гестапо. Должен сказать, что исход войны на море может зависеть от успешного выполнения этого задания.
Он нажал кнопку звонка, приказал вошедшему адъютанту попросить начальника разведывательного управления и погрузился в молчание, не сводя с меня внимательного взгляда, словно пытаясь найти скрытые слабости в выбранном им инструменте.
В кабинет вошел морской офицер, тоже сурового вида, но с какими-то печальными глазами, и я торопливо поднялся.
– Хэлло, Питер, – поздоровался он с командующим тоном переутомленного мировой сумятицей дипломата, уже переставшего удивляться человсческой жестокости и при каждом ее новом проявлении способного испытывать одну лишь скорбь. Это не помешало ему скользнуть по мне испытующим, острым, как скальпель, взглядом.
– Так это на нем ты остановил свой выбор?
– Вот именно. Расскажи ему все.
Офицер присел на краешек стола, закурил и некоторое время смотрел в окно, будто собираясь с мыслями.
– Как видите, – нравоучительным тоном заговорил он, лениво болтая ногой, – при мне нет никаких бумаг, поскольку бумаг по данному вопросу вообще не существует. Я располагаю лишь до несением нашего агента, работавшего на верфях фирмы «Блом и Фосс». Донесение оказалось излишне многословным, что, вероятно, и помогло немцам выследить и схватить этого человека.
Вы, очевидно, не знаете, – продолжал он, – что немцы работают над созданием новых двигателей для подводных лодок.
Я утвердительно кивнул.
– Вот видите. – В голосе офицера прозвучала укоризна. – Вы слишком заняты охотой за кораблями, чтобы следить еще и за техникой. Хорошо, тогда как практик этого «искусства» скажи те мне, что, по-вашему, является двумя главными проблемами для подводной лодки?
В его школьном, наставниче ском тоне я не уловил и намека на то страшное, что он в действительности имел в виду: медленную смерть от удушья в стальном гробу в морской пучине, вечное мучительное желание развить как можно большую скорость, чтобы спастись от преследования...
– Свежий воздух и скорость, – ответил я.
Питер, должен поздравить тебя с удачным выбором. Очевидно, у командира подводной лодки нет времени на лишние слова. Все верно: свежий воздух и скорость. Эти три слова объясняют абсолютно все. Так вот, немцы на мерены найти новое решение проблемы и уже значительно обогнали нас в этом направлении. Командующий беспокойно по шевелился в кресле. Итоги страшного лета в Северной Атлантике и перспективы еще более страшной зимы тяжким грузом давили на него. Утверждали, что немцы ежемесячно отправляют на дно до пятисот тысяч тонн союзнического тоннажа.
– Немцы, видимо, предпочитают прежде всего решить проблему воздуха, – все так же спокойно говорил офицер. – Они работают сейчас над каким-то хитроумным устройством, через которое воздух будет поступать в подводную лодку, остающуюся в погруженном состоянии. В начале войны нечто подобное применяли голландцы. Они называли это устройство шнортом или шкоркелем.
Я слушал его, онемев от изумления.
– Да вы знаете, – в конце концов не выдержал я, – вы знаете, на что будет способен подводник, если дать ему такой прибор?!
– Вот именно, – улыбнулся офицер. – Появление подобного устройства породит массу новых тактических проблем огромной важности. К счастью, от меня не требуется, чтобы я разрабатывал способы их решения. Я, если хотите, всего лишь стекло, через которое проникают лучи информации, стекло, надеюсь, не очень тусклое.
Он слегка улыбнулся человеку с ледяным взглядом, сидевшему по другую сторону стола. – Но слушайте дальше. Специалисты фирмы «Блом и Фосс» сконструировали подводную лодку, названную ими «тип ХХI». Она идеальной обтекаемой формы, оснащена тем, что мы для удобства будем называть шнорт, в погруженном состоянии развивает скорость до шестнадцати узлов, имеет шесть носовых торпедных аппаратов и несет еще двенадцать торпед. По моим подсчетам ее огневая мощь составляет восемнадцать торпед примерно за тридцать минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55