скажи мне, кто твой друг, — или забыл? — и я скажу тебе…— Ничего ты не скажешь! — воскликнул Честер, перебивая друга. — Ответь мне, каким образом Клоду удалось прищемить хвост Аделаиде Гриппски? Молчишь? За ней действительно что-то числилось по твоему ведомству? Когда Верблюд объявлял о моем назначении «контробозревателем», он не глядел никому в глаза, и вид у него был как у побитой собаки. Мне даже стало жаль его, честное слово! Вы все же шантажировали Аделаиду, да? Скажи мне, Дэвид, я такой ценой получил должность?— Извини, Фред, но мне неприятен этот разговор. Во-первых, «операцию» осуществлял не я, а Клод вместе с Рольфом, и что они там делали, мне неизвестно, да и знать, откровенно говоря, не хочется. Правда, не скрою, кое-какие данные об Аделаиде я им дал, она действительно женщина «с прошлым», как говорят в таких случаях. Это во-вторых. И если вместо того, чтобы сесть в тюрьму за прошлые грехи или, как минимум, попасть в лапы репортерам, она откупается местом для способного журналиста во вшивой газетенке своего супруга, то это для нее подарок судьбы. Щедрый, Фред! Так что хватит об Идке-вонючке и о Верблюде, лучше помоги мне разобраться в дурацком деле с «Фирмой Приключений», я сам удивляюсь своей тупости.— Комиссар полиции в принципе может быть тупым, — философически заметил Честер. — Но комиссар полиции, говорящий, что он туп, — это нарушение всех детективных канонов.— При чем тут каноны? Ты же сам говорил мне, что литература — это модель жизни, но всякая модель несовершенна. Каноны! Если бы я писал об убийстве Мишеля Пикколи роман или повесть, я бы давно нашел убийцу, связал бы его с «Фирмой Приключений» и откопал бы в этой фирме сюжет для кучи номеров самого популярного журнала. Писал бы, конечно, ты, но за идею и меня, надеюсь, не оставил бы без гонорара, а?— Знаешь, Дэвид, чем стоять на месте, поехали куда-нибудь и посидим за чашечкой кофе, — предложил Честер.Гард тут же вставил ключ в замок зажигания, и машина бесшумно сдвинулась с места, чтобы через какое-то время влиться в поток сотен автомобилей, летящих по вечерним улицам города, словно их гнала куда-то одна общая забота. Но вот через минут пятнадцать «мерседес» Гарда, миновав неоновые рекламы, пугающие фильмами ужасов и настоящими ужасами игорных домов, вырвался из общего потока чуть в сторону, где движение было поменьше, а потом Гард и вовсе свернул в тихую улочку, где по-семейному горела вывеска над дверьми двухэтажной виллы: «Не забывайте детство!»— Вот тут и посидим, — сказал комиссар, выходя из машины.— Не посидим, — с улыбкой поправил Честер, — а впадем в это самое детство! Ты иногда просто фантастически угадываешь настроение, Дэвид! Психолог!— Какой к черту психолог? — проворчал Гард. — Просто перед лицом невероятно сложной задачи я ощущаю себя младенцем, только и всего.Они вошли в небольшой зальчик, где им навстречу поднялась дама в очках с лицом гувернантки и жестом пригласила за стол. Ресторан был пуст, дела его шли, вероятно, не так уж блестяще — кому из взрослых, обремененных множеством тягчайших забот, удавалось найти время, чтобы «впадать в детство»? Впрочем, в самом углу друзья заметили пару — ее и его; они сидели рядом, как птенчики, держа друг друга за руки, и с умилением прикладывались к молочному коктейлю. Паре было, если не преувеличивать, не менее ста восьмидесяти лет на двоих.Усаживаясь за стол. Гард шепнул Честеру, показав глазами на «птенчиков»:— Нам до этого, слава Богу, не дожить.— Чего изволите, мальчики? — нежным голосом, хоть и несколько фамильярно, спросила их «гувернантка».— Хм! Двойной стерфорд, — сказал Честер. — И кофе без сахара, если не возражаете.— Какая нынче молодежь пошла! — с улыбкой произнесла дама, явно желая сделать комплимент посетителям ресторана. — Не успели снять слюнявчики, и уже стерфорд!Гувернантка удалилась, но очень скоро вернулась назад, неся на подносе кофе и две рюмки со стерфордом.— Музыку? — спросила она.— Да, что-нибудь из ранней юности, — попросил Честер. — «Два поцелуя за фантик». У вас это есть?— Конечно!И детский голосок, сопровождаемый совсем недурным джазом, запел известную песенку, в которой речь шла о том, что все начинается с невинных фантиков, а заканчивается рождением младенцев, которым приходится петь эту песенку про поцелуи за фантики.— К сожалению, — сказал Гард, — мы все еще не утратили детской наивности. Во всяком случае, ты.— Твоя профессия скорее других излечивает от инфантильности. Между прочим, профессия Клода Серпино тоже. О Рольфе я не говорю: наука основана на принципе «много будешь знать — скоро состаришься». Из всех нас только Карел защищен от быстрого дряхления: он — народ, народ любит поэзию и музыку, а эти вещи благоприятствуют молодости, привилегия которой — наив! Ты согласен со мной, комиссар?— В какой-то степени. Я бы добавил, что рутинная работа в любой бюрократической канцелярии тоже оставляет человека наивным: ему не о чем и некогда думать.Они, не сговариваясь, отхлебнули одновременно по глотку стерфорда.— Давай еще раз прокрутим логику событий, — предложил Гард. — О другом мне пока не думается.— Давай, — без энтузиазма согласился Честер, но Гард знал, что с его характером он недолго останется холодным и равнодушным. — Смотри, кровавая лужа! — вдруг сказал он, показав на улицу за окном, где, подсвеченная неоновой рекламой ресторана, красным отблеском светилась лужа.— Фред, ты воспринимаешь мир через образ, но это хорошо для писателя. Для журналиста — губительно. Кровавая лужа! — Гард пожал плечами. — Неон есть неон, лужа есть лужа, все остальное — отрыв от реальности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94