— Действительно, прекрасный меч! — его ладонь сомкнулась на рукояти. Та не шелохнулась. Казалось, это всего-навсего обыкновенный меч. — Что ж, Зафра, он не смог послужить тебе так, как ты ожидал, — возможно, он послужит Конану!Действительно, прекрасный меч; он так глубоко вонзился в нижнюю часть груди Зафры, что Конану пришлось упереться ногой в тело лежащего навзничь мага, чтобы вытащить клинок.Дверь распахнулась, и в ее проеме появился коренастый солдат в шлеме, латах и с мечом в руке; от того, в чем можно было узнать труп Волшебника Замбулы, к нему обернулся обнаженный человек, в чьем огромном кулаке тоже был зажат меч и чьи глаза и рычащий рот были глазами и ртом несущего смерть зверя. * * * Конан, облаченный в шлем и надетые поверх кожаной туники латы одного из Хан-Хилайим, шагал по внутреннему коридору замбулийского дворца. На боку у него висел меч Зафры — несмотря на то, что его клинок распорол принадлежавшие охраннику ножны из тисненой кожи, натянутой на тонкую, легкую деревянную рамку. В руке Конан держал половину буханки хлеба, умело стащенную с проносимого мимо подноса, — так, что несшая поднос служанка даже ничего и не заметила. Это был хлеб из перебродившего теста — хлеб для изнеженного обитателя дворца в изнеженном городе, — и Конан был рад этому, потому что такой хлеб можно было проглотить за один присест, а его невесомость не позволила той, у кого он был украден, что-либо заподозрить.«Или, возможно, она поняла, но ей было наплевать, — думал Конан. — Хан-Хилайим, без сомнения, очень часто делают именно то, что им хочется. Что ж… вам недолго осталось, вы, подонки, которые служат подонку! А! Это, должно быть, та самая дверь».Это действительно была она, и ее никто не охранял.Она открывалась в подземелье, и изнутри, рядом с ней, горела на стене единственная головня. Внутри и внизу была Испарана, как он и ожидал. Или, возможно, он помнил; без сомнения, именно здесь Зафра пытал его самого. Теперь он…К несчастью, Испарана была не одна. При виде ее Конан на мгновение забыл об осторожности, и когда он шагнул через площадку к лестнице, ведущей в подземелье, где лежала Испарана, он услышал судорожный вздох и, рывком повернувшись, увидел двух Шипов Хана. Они стояли, глазея на нее, — сволочи!— здесь, наверху, слева от двери, а он, направляясь вперед и вправо, прошагал как раз мимо них. Сгибая колени в боевую стойку, он схватился одновременно за рукояти меча и кинжала и изготовился к атаке.Двое Шипов казались озадаченными.— Что это ты, по-твоему… — начал один из них, но Конан забыл, что на нем их форма. Он сделал то, что было крайне неожиданно для них и совершенно нормально и даже характерно для него: он атаковал этих двоих солдат.Тот, кто начал говорить, более молодой, потерял половину плеча при встрече со взлетающим мечом Зафры, а второй получил удар кинжалом в живот прежде, чем успел взмахнуть своим клинком. Первый, без сомнения, остолбенев от шока, нашарил и вытащил свой собственный меч, — хотя его лицо было белым, а перерубленная рука повисла, как потрепанное алое знамя.— Ты отважный сторожевой пес недостойного хозяина, — сказал Конан, — и это меня почти огорчает.Он сделал обманный выпад мечом — удар, который солдат отразил своим клинком, — и взмахнул вперед левой рукой.Кинжал переломился, ударившись о кольчугу. Конан проклял хана, который одевает своих избранных стражников в прекрасные одежды и доспехи, одновременно вооружая их оружием, непригодным даже для разрезания запеченной курицы, и сердито лягнул противника в пах. Бедняга застонал, согнулся пополам, потеряв равновесие, когда его искалеченная рука качнулась вперед, и свалился с края площадки, ударившись о плотно утоптанную землю в двадцати, или около того, футах ниже. Конан, не торопясь, вгляделся в распростертое тело. Оно не шевелилось. Киммериец повернулся, торопливо подошел к лестнице и спустился по двадцати и пяти ступенькам в эту мрачную камеру, обитель невыразимого ужаса и разложения.Только приблизившись к обнаженной, связанной женщине, Конан обнаружил, что Испарана в подземелье не одна.Хозяин этого продымленного, забрызганного кровью царства боли отдыхал от своих трудов, прикорнув на подстилке у задней стены. Теперь Конан увидел его в первый раз; палач Балтай был человеком такого же мощного телосложения, как и сам Конан, с такими же длинными руками и, возможно, таким же сильным, но с более заметным животом. Как и киммериец, он был вооружен и мечом, и кинжалом. Разница была в том, что его большой нож не был сломан.— А ты здоровущий, — сказал он гортанным и в то же время странно высоким голосом, — так ведь?Конан не подумал о том, чтобы отдать приказ волшебному мечу Зафры. Не стал он и ждать, пока хозяин камеры пыток нападет на него. Он подбросил сломанный кинжал в воздух и воткнул меч в земляной пол как раз вовремя, чтобы поймать кинжал правой рукой. Плевать ему на порезы; он взмахнул рукой назад, вперед, и рукоять и около трех дюймов неровно обломившегося клинка все еще были в воздухе, когда его ладонь опустилась на рукоять меча. Весь странный маневр длился какие-то секунды. Это был акт отчаяния; Конан не хотел тратить время, встретившись лицом к лицу с человеком такой силы, с такими длинными руками, и к тому же лучше вооруженным, чем он сам.Он бросил кинжал не в голову Балтая, а в его грудь, предположив, что палач не сможет двигаться настолько быстро, чтобы успеть увернуться, — не с этим хорошо откормленным брюхом. Он оказался прав. К тому же палач Актера сделал неверное движение: он нырнул вниз, подставляя таким образом лицо летящему снаряду. Рукоять сломанного кинжала тяжело и с громким звуком ударила его в рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71