Они давно уже работали слаженно, подобно двум запряженным в упряжку ослам, и признание дядей ее способностей значило для новоявленного Энеруги — ибо именно таковым девушка себя теперь и ощущала — очень много. Во всяком случае несравнимо больше, чем глупые нежные чувства какого-то костореза!Разумеется, он не виноват в том, что узнал в Хозяине Степи переодетую женщину, — этого следовало ожидать. Не виноват и в том, что — бывают чудеса на свете! — влюбился в нее. Но вот в том, что она, вместо того чтобы заниматься делом, думает о нем, он, безусловно, виноват. Нечего было лезть со своими дурацкими признаниями! Держал бы их при себе, так нет же. Придется теперь, хочешь не хочешь, принимать какие-то меры…Энеруги тяжело вздохнула, который уже раз за этот вечер, и тут кто-то требовательно, нетерпеливо забарабанил в дверь.— Да! — раздраженно крикнула девушка. Появившаяся на пороге безъязыкая служанка втащила в Яшмовые покои позеленевшего от испуга чиновника, и тот, склонившись в низком поклоне, прохрипел:— Имаэро!.. Имаэро умирает! Укушен!.. Укушен скорпионом, тарантулом, змеей!..— Отравлен! — страшно кривя рот, проскрежетал Хурманчак, вспоминая высказанные недавно дядюшкой опасения о возможности мятежа. — Где? Где он?! Веди!Пихая чиновника в спину коротким золоченым мечом, Хозяин Степи выскочил из Яшмовых покоев, и коридоры дворца загудели от его сиплого рыка:— Стража! Уттары, ко мне! Лекаря! Всех лекарей сюда! Всех, какие есть в городе и округе! Немедленно! Бакудан! Омамор! Гитэй! Перекрыть выходы! Ни одна душа не должна покинуть дворец!..Хурманчак мчался по пустым гулким коридорам к покоям Имаэро, сзади, грохоча сапогами, бряцая оружием, бежали «бдительные», а в голове его, перекрывая поднятый ими шум, звенело: «Не успеем! Только не это! Нет! Не надо! Ну пожалуйста!..»Возникшая несколько дней назад на горизонте гряда серо-голубых гор, казалось, убегала от путников с той же скоростью, с какой двигались их тяжело груженные повозки. На самом-то деле она, конечно, приближалась, но столь медленно, что заметить ее рост было почти невозможно, и, если бы не изъеденные ветрами, напоминающие изваяния сумасшедшего скульптора желтые утесы, усеявшие плавно повышающуюся равнину, Эврих поверил бы в сказку о Стене Мира, вечно отступающей перед Молчаливым Скитальцем. Рассказывая своим спутницам эту слышанную им некогда в Арре легенду, он с удивлением узнал, что похожие истории известны и обитателям Вечной Степи. Но ни эта, ни другие байки, которыми аррант хотел отвлечь женщин от невеселых дум, не вызвали на их лицах улыбки оживления.Разлука с дочерью лишила Тайтэки остатков мужества и жизнерадостности — за всю дорогу к Вратам она не промолвила и двух десятков фраз. Догадавшаяся о возникшей между Эврихом и Кари близости Алиар тоже помалкивала, отводила глаза и выглядела такой несчастной, что аррант чувствовал себя распоследним негодяем на свете. Даже Кари, перестав бодриться, замкнулась в себе и лишь изредка одаривала его ободряющей улыбкой. При встрече с бежавшими из становища хамбасов пленницами она не могла сдержать слез радости, но вскоре пришла к заключению, что лучше было бы им разминуться.Подобные, не слишком достойные, мысли посещали временами и Эвриха. Он рад был, что Алиар с Тайтзки удалось бежать от Фукукана, и, после того как табун-щики-хамбасы, под большим секретом, поведали ему о предстоящем походе племени к Вратам в Верхний мир, искренне считал, что всем им невероятно повезло и предаваться унынию и скорби, значило понапрасну гневить богов. Не раз и не два принимался он объяснять безутешной Тайтэки свой план, который должен был вдохнуть в нее бодрость, но та оставалась по-прежнему ко всему безучастной, будто вместе с Нитэки оставила в становище хамбасов изрядный кусок души.Еще более глупо вела себя Алиар, глядя на него как на предателя. Он готов был рисковать головой, дабы вызволить ее из беды, но никогда бы не отважился связывать себя какими-либо обязательствами даже с самой очаровательнейшей из дев. Он любил их всех, он был счастлив со многими женщинами, и большинство из них почему-то считало, что мгновения счастья можно растянуть на долгие-долгие годы. Однако кто бы из них согласился всю жизнь питаться одними засахаренными фруктами или одним жаркоем из самого молодого, самого сочного барашка?..Эврих покачал головой, дивясь женской непоследовательности: все они из кожи вон лезут, чтобы найти себе мужа, а потом сами же страдают, клянут себя и других за то, что избранник их далек от совершенства и жить с ним, оказывается, — сплошное мучение. Взять, к примеру, Тайтэки… Аррант покосился на крытую войлоком повозку, в которой укрывалась от посторонних глаз Алиар и женщина, успевшая за свою недолгую жизнь побывать замужем за двумя нангами, и решил,. что пример выбран неудачно, а сам он, по-видимому, совсем разучился разговаривать с людьми, если не смог вселить надежду в сердце несчастной матери, упорно не желавшей верить в скорую встречу с дочерью.Не оцененный Тайтэки план, который тем не менее успешно начал претворяться в жизнь, был прост и безупречен. Хамбасы шли к Вратам, так почему бы арранту и его спутницам, направляющимся туда же, не пристроиться к беженцам из Нижнего мира? Исходя из того, что подкупленные «стражи Врат» едва ли станут пересчитывать повозки, а нанг хамбасов вряд ли откажется принять под свою руку странствующего лекаря-улигэр-чи, Эврих отправился к Фукукану, дабы изложить ему свою просьбу.Фукукан, как он и ожидал, был не прочь оказать покровительство человеку, способному быть полезным его соплеменникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146