Сострадание, ставшее совершенно осмысленным и объяснимым, как только он понял, что Энеруги прилагает героические усилия, дабы не позволить кукловодам окончательно превратить себя < безвольную игрушку и хоть как-то умерить неуемные аппетиты кровожадных нангов.Чем больше времени проводил Батар в Яшмовых палатах, тем яснее понимал, что в создавшемся положении клятва его во что бы то ни стало убить Хозяина Степи теряет всякий смысл и, следовательно, лучшее, что он может сделать, — это как можно скорее покинуть Матибу-Тагал и отправиться, например, в Сакка-рем. Однако покинуть город без позволения Имаэро было невозможно, а после вчерашнего происшествия с рабыней и неожиданного для себя признания Батар чувствовал себя окончательно запутавшимся. Его угнетало сознание, что злодеяния «медногрудых» в Фухэе останутся неотомщенными, тревожило то, как отнесутся во дворце к отказу его принять подарок Хурманчака, снедало желание бежать из логова степняков и в то же время увидеть Энеруги, поговорить с ней без свидетелей…Последнее желание было особенно сильным, идя в Яшмовые покои, Батар понял, что этому-то желанию, на радость или на беду его, и суждено было ныне сбыться.В приемной Хурманчака не было никого, кроме унылолицего чиновника, а едва косторез переступил порог Яшмовых палат, как Энеруги сделала стоящим у дверей «бдительным» знак оставить ее наедине с пришедшим. Уттары переглянулись — они были приучены выходить из покоев Хурманчака, лишь когда тот беседовал с Имаэро или оставался один, — и несколько мгновений колебались, но потом все же вышли из покоев, убранство которых, безусловно, делало честь их хозяину.— Как смел ты отвергнуть мой дар? Или присланная тебе рабыня была недостаточно хороша для тебя? — высокомерно спросил Хурманчак, сверля Батара холодным, пронизывающим до костей взглядом.— Она не понравилась моей служанке. Успела поцапаться с ней еще до моего прихода, позволила извалять себя по полу и потеряла товарный вид, — ответствовал Батар, окинув беглым взглядом просторное помещение и убедившись, что, кроме Энеруги, дерзких слов его никто не услышит.— Ты хочешь сказать, что мнение служанки для тебя важнее воли Хозяина Степи?— Неужто Хозяина Степи волнует, с кем я делю ложе? Не смея предположить ничего подобного, я рассудил, что это мое личное дело. А мнение служанки очень даже меня интересует, ибо я привык, что в моем доме царит взаимная приязнь и доверие. Это чрезвычайно способствует плодотворной работе на благо империи Энеруги Хурманчака, — отчеканил Батар, порадовавшись собственной предусмотрительности. Ежели он чего-то недопонял в характере Хозяина Степи и его нынче повлекут на Кровавое поле, Ньяра, Кицуд и подмастерья не только получат свободу, но и, благодаря загодя составленной им бумаге, станут наследниками своего безвременно погибшего господина.— Однако, если бы подарок пришелся тебе по душе, ты совладал бы с бешеным темпераментом своей служанки? — спросила Энеруги тоном ниже. — Скажи, какой тип женщин тебе больше нравится, и я позабочусь, чтобы мой новый подарок соответствовал твоему взыскательному вкусу.— Боюсь, это будет не так-то легко сделать. Во-первых, я ненавижу доносчиц. Во-вторых, предпочитаю женщин со светлой кожей. Невысоких, с серо-зелеными глазами и не слишком роскошными формами. В-третьих… Впрочем, если Хозяину Степи будет угодно взглянуть, я лучше покажу ему свой идеал. — Батар потянул за цепочку, вытащил из-за пазухи маленький круглый медальон и с поклоном протянул его Энеруги.Девушка поднесла костяную пластинку к глазам и некоторое время разглядывала свой собственный портрет. Косторез не льстил ей, и, если не считать длинных густых волос, то же самое лицо она ежедневно видела в зеркале. С той лишь разницей, что смотреться в обрамленное чудесными самоцветами серебряное зеркало не доставляло ей ни малейшего удовольствия, а созерцать выточенный из бело-розовой кости портрет было тревожно, радостно и немножко страшновато. Страшновато от того, что ваятель словно заглянул ей в душу, заглянул и обнаружил в ней нечто такое, о чем и сама она до этого мгновения не подозревала…— Как ты сумел?.. — Энеруги слабо, беспомощно улыбнулась, затем лицо ее исказила болезненная гримаса, и она, не терпящим возражений голосом Хозяина Степи, спросила: — Резцы с тобой? Немедленно уничтожь этот медальон.Батар скрипнул зубами. Вероятно, он все же был не прав, представляя Энеруги несчастной, забитой и беспомощной жертвой. Было в ней что-то и от палача, иначе не смогла бы она выжить в этом проклятом дворце! Может быть, зря он проявил слабость и не воспользовался переданным ему Сюргом ядом? Даже если она и была куклой в руках Имаэро и иже с ним, кукла эта прекрасно разучила роль Хозяина Степи и способна была причинить людям не меньше зла, чем настоящий, преисполненный завоевательских планов Хурманчак…— Имаэро полагает, что ты догадался, кто такой Энеруги Хурманчак, но, пока у тебя хватает ума молчать, он не станет портить тебе жизнь. Отослав рабыню, которая должна была подтвердить, что тебе можно верить, ты возбудил у него подозрение. Если же кто-нибудь увидит этот портрет… Уничтожь его здесь, на моих глазах, и впредь не смей вырезать ничего подобного. Надеюсь, ты никому его не показывал? — Губы Хурманчака сжались в прямую линию, и Батар безмолвно принял протянутый ему медальон.Прошло некоторое время, прежде чем склонившийся над столом косторез разогнул спину и бесцветным голосом произнес:— Желание Хозяина Степи исполнено.— Тебе удалось уничтожить изображение так быстро?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146