— Ну и зря, — сказал Олав. — Если тебе что-то. мешает — лучше всего убрать это.
Слова Олава меня не убедили. Я слишком хорошо запомнила ту боль, когда сапог Трора впился в мой рот, И, как ни старалась, не могла побороть страх.
— А еще думаешь о мести! — презрительно хмыкнул Олав. — Друга боишься, а клянешься отомстить берсерку!
Насмешка задела. Олав уже объяснил мне, что слово «берсерк» означало по-урмански — «медвежья шкура» — и сила подобных воинов была сродни силе наших словенских оборотней. Как я осмеливалась думать о мести, если при мысли о краткой боли тряслась, как последняя трусиха?! Добившись от Олава уверения, что все будет сделано тайно и если я не сдержу слез, об этом не узнает ни одна живая душа, я решилась.
Все случилось очень быстро. Олав, умело намотав на мой зуб леску из конских волос, привязал другой его конец к склоненной ветви дерева и резко отпустил ее. Я даже не успела вскрикнуть, как белый обломок выскочил из моего рта и, печально покачиваясь на волосе, заблестел влажными острыми боками Так же быстро Олав расправился и с другим зубом.
Никогда в жизни мне не доводилось испытывать такой ошеломляющей радости! Из старшего приятеля Олав Превратился в самого лучшего друга и защитника. Я неуклюже коснулась губами его зардевшейся щеки и, на радостях забыв о данном Реконой поручении, помчаласьи домой — хвастаться столь счастливым избавлением от постоянно досаждающего неудобства. Перескакивая через валежины и скатываясь в овраги, я миновала лес, выскочила на поляну и остановилась у порога, щупая языком еще кровоточащие пустые ямки во рту. И тогда услышала доносящийся из избы негромкий, уверенный голос Реаса:
— Я продам ее.
— Но девочка очень послушна, — возразила Рекон. — И управляется по хозяйству, как никто другой. Она вырастет хорошей работницей.
— Да. Я скажу об этом на базаре и подберу ей доброго хозяина.
— Реас, прошу, оставь Дару…
Онемев, я замерла у двери. Меня собирались продать?! Почему? Или Реас лишь притворялся, что относится ко мне как к дочери, а не как к рабе? А Олав?! Как мне жить без него — единственного, кто понимает все мои беды и радости?
Словно услышав, Реас отозвался:
— Не спорь. Дело не в Даре, а в Олаве. Девочка послушна и трудолюбива, но она нравится Олаву.
— Вот и хорошо! И он ей люб — зачем же мешать?
— Он — сын конунга! Понимаешь?! Мальчишка скрывает это, но однажды я слышал его разговор с Дарой. — По голосу Реаса я поняла, что он разозлился не на шутку. — А кто она? Безродная словенка! Большее, на что она сгодится, — это со временем стать его наложницей. Если мы позволим им сойтись теперь, то потом Олав проклянет нас. От девчонки нужно избавиться! И не спорь!
Я не успела отшатнуться, и выскочивший из избы Реас Чуть не сбил меня с ног.
— А-а-а, ты здесь, — хмуро буркнул он.
— Я все слышала… — пробормотала я. Эст кивнул:
— Оно и к лучшему. Готовься. В конце лета поедешь со мной в Хьяллу.
Больше я уже ничего не услышала. Мир рухнул, придавив меня своей тяжестью, а в ушах загудело море. Побледневший Реас подхватил меня на руки и, что-то приговаривая, понес в горницу. Рекон перехватила меня, уложила на лавку и, унимая бьющую меня дрожь, навалилась сверху. От нее пахло теплом, нежностью и уютом, и мне захотелось заплакать.
— Пойми, Олав не для простой девчушки из болот. Он — сын конунга, — шептала эстонка. — Когда-нибудь об этом узнают все. Разве тогда он не возненавидит тебя — безродную, прибившуюся к его знатности? Реас обещал подыскать тебе в Хьялле хорошего хозяина. Там будут все эсты… Они повезут дань для киевского князя Владимира. И киевский воевода Сигурд приедет туда с большой дружиной… Неужели среди них не найдется одного доброго человека?
Какие-то горячие капли падали на мое лицо. Я отрешенно взглянула на Рекон и поняла, что она плачет. Это было странно — ведь Рекон никогда не плакала. Даже на похоронах своего последнего, родившегося мертвым ребенка она лишь кусала губы и стискивала мою руку. Если Рекон плакала, но не противилась решению мужа, значит, Реас был прав. Конечно, я и не помышляла выйти замуж за Олава, но ведь мечтала же все время быть рядом с ним… А если он и впрямь станет презирать и ненавидеть меня за это?
Я сглотнула, перевела дыхание и выдавила:
— Хорошо. Я поеду с Реасом… — Но, услышав за дверью громкий голос рвущегося в горницу Олава, прошептала: — Только пусть он проводит меня в Хьяллу. С ним мне будет не так страшно…
Хьялла располагалась недалеко от моря, в окруженной лесом долине. На больших, настежь распахнутых воротах городища красовались искусно вырезанные из дерева выдрьи морды. Они проводили нашу телегу жадными узкими глазами и безразлично уставились на дорогу в ожидании новых гостей.
Небрежно кивая знакомцам, примолкнувший Реас вывез нас на площадь. В дороге эст шутил и бодрился, но, едва очутившись за выдрьими воротами, растерял свою показную веселость и теперь лишь сосредоточенно сопел носом и подозрительно косился на возможных покупателей.
На площади обычно тихой Хьяллы шумел и толкался разнообразный люд. Поставив телегу у раскидистого дерева, Реас помог мне слезть и повел к торговым рядам. Олав не отставал от нас и, едва эст пристроил меня на каком-то истертом бревне, уселся рядом и принялся задумчиво ковырять землю носком сапога. Он так и не понял, почему названый отец решил продать меня, и от этого непонимания стал угрюмым и недоверчивым.
— Эй, Реас! Сколько хочешь за мальчишку? — протиснулся к нам толстомордый эст в добротном темно-красном плаще. Реас окинул его беглым взглядом и угрюмо помотал головой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176