— О какой вире ты смеешь говорить, убийца?! — попытался изобразить гнев конунг данов. Я улыбнулся. Конунгу-лжецу было далеко до норвежского ярла! Однако ему поверили, зашумели. Пришедшие с Хаконом воины оправдывали ярла, остальные требовали суда. Норвежца окружили. Тот послушно сложил руки на груди:
— Я согласен на суд. Пусть скажут люди.
— Путь будет так, — решил Синезубый, и ярла увели.
— Все, кому есть что сказать, собирайтесь завтра на тинг, — громко объявил конунг данов. Окруженный стражами норвежец обернулся и посмотрел на меня.
— Мне есть что сказать, конунг! — крикнул я и Увидел, как Хакон вздрогнул. Он испугался! Вот она — месть!
Эту ночь я провел в лесу. Глядел на звезды, думал об отце, и о том, что скажу завтра на тинге. Признанием правды Орма не вернуть, и конунг данов не казнит своего приятеля. Зато я сам лишусь хирда и скорее всего его жизни. Мои собственные воины покарают меня за об ман — ведь я так долго скрывал правду! А Орма ждет хула после смерти…
Утром я пришел к священному ясеню, где собирался тинг. Там собралось много разного люда. Все, от сопливых мальчишек до влиятельных хевдингов, пришли судить норвежского ярла. Я нарочно спрятался за спиной незнакомого высоченного мужика и глядел, как хитрый ярд выискивает в толпе мое лицо. Он боялся, и мне нравился его страх. Пусть хоть это утешит Орма — ведь страх врага на вкус ничуть не хуже, чем его кровь…
Первыми говорили те, что винили Хакона. Они болтали о своих погибших родичах, о странном поведении ярла, о его тайном ночном отплытии.
— Хакон хитрит, — убежденно твердил Альдестайн, один из тех викингов, что не ходили в Хальс. — Он давно подозревал Золотого…
— Почему ты так думаешь? — спросил конунг данов. Он вел тинг и очень нервничал, поэтому говорил резче и громче, чем обычно. Синезубый боялся разоблачения, но в его непривычной строгости люди видели лишь желание докопаться до правды. Альдестайн смутился:
— Если ярл, как он говорит, пошел в Хальс встречать Серую Шкуру, то почему он сделал это тайно? Почему не отправился вместе с Золотым, а ушел глубокой ночью?
Хакон расправил плечи и, не дожидаясь позволения Синезубого, ответил:
— Ты полагаешь, Серая Шкура обрадовался бы встрече со мной? Он надеялся увидеть меня больным и безумным, а обнаружив обман, пустил бы в ход оружие. Я не хотел допустить кровопролития. Золотой пообещал подготовить конунга норвежцев к примирению со мной, поэтому он ушел первым, а я вторым.
— Но почему ночью? — вяло возразил кто-то.
— До Хальса ночь пути. Я хотел появиться перед Серой Шкурой в ясном свете дня, чтобы он сразу убедился в моих добрых намерениях! — не моргнув глазом, соврал ярл. — Жадность Золотого разрушила мои добрые помыслы! Вместо дружеского пира я угодил на поле боя.Это был даже не бой — резня. Трое против одного разве это бой?! — Он покачал головой. — Я ужаснулся тому что делал мой бывший друг. Он разрушил мечту мире и величии норманнов! Теперь нам уже никогда быть вместе, и каждый станет ждать коварной уловки других. Слово конунга стало лживым! Разве за это Золотой не заслужил смерти?
— Да! Смерть предателю! Смерть Золотому! — отозвались слушатели.
— Но я не казнил его! — перекрывая шум, крикнул ярл— Я сражался и победил и лишь потом наказал его за подлость!
Ах как ярко горели его голубые глаза, как обличительно звучали речи! Хакон слышал одобрительный гул толпы и праздновал еще одну победу. Рано…
— Погоди, ярл, — выходя из-за спины мужика, сказал я. Хакон вздрогнул и смолк. Его лицо побледнело. Конунг данов тоже почуял неладное и нервно смял полу своего роскошного плаща. Они были нелепы и жалки, эти хитрецы и предатели!
Я ехидно улыбнулся Хакону и повернулся к приподнявшемуся, словно желающему «съехать с места конунга на место ярла» Синезубому.
— Наверно, ты, конунг, слышал, о том, что случилось меж мной и ярлом Хаконом на берегу?
— Слышал… — Голос Синезубого охрип, и я подумал неужели никто не видит, как он боится?! Неужели никто ничего не подозревает?!
— Я хотел бы…
На миг все стихло. Хакон вытянул вперед короткую шею, а бедняга конунг зашлепал бескровными губами.
— Хотел бы помириться с Хаконом, — договорил я. — Мне рассказали, как погиб Белоголовый. В его смерти нет вины ярла.
Конунг плюхнулся обратно на скамью, а Хакон захлопал глазами. Страх лишил его былой сообразительности. Мне не хотелось притрагиваться к врагу, но я помнил слова отца и знал свою: выгоду. Теперь у меня был хирд и этот хирд требовал многого, в том числе и дружбы с ярлом. Поэтому я подошел к нему, дружески похлопал по плечу и тихо прошептал:
— Отныне ты мой должник. Помни!
Он все понял. Кивнул, засиял улыбкой и сдавил мою ладонь потными пальцами:
— Ты умеешь искать пути…
— Пришлось научиться…
— Похоже, все разрешилось! — забыв о тинге, радостно заявил Синезубый. Самый опасный для него и его приспешника человек не понес сор из избы! Правда, еще предстояло решить его судьбу. Того, кто много знает нужно или купить, или убить, а второе обходится меньшими затратами…
В нерешительности переводя глаза с меня на довольного Хакона, Синезубый встал:
— Я и мои люди убедились в твоей невиновности, Хакон-ярл. Золотой заслужил смерти, но ты осудил его без тинга, поэтому заплатишь мне небольшую виру. А к середине лета я соберу войско со всей страны, и мы пойдем в давно задуманный поход. Но теперь мы не отправимся в дальние земли. Перед нами Норвежская держава, и ты, ярл, по праву должен править ею от моего имени!
С тинга все расходились довольные. Хакона хлопали по плечам и возглашали героем, он в притворном смущении опускал глаза, а я отправился к своей избе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176