Брат схватил ее за руку, но малышка вывернулась и спокойно вымолвила:
— Поспеши, валькирия. Помоги ему. Он очень устал… Моя рука потянулась к покрытой некрасивым шерстяным платком девичьей голове, но, вовремя спохватившись — ведь девы-воительницы никогда не проявляют жалости к смертным, — я кивнула и двинулась прочь. До кустов я шла спокойно и неспешно, как и подобало небесной деве, но, едва ступив на заветную тропу, припустила бегом. «День пути», — сказала малышка. У меня не было возможности ждать дня. Мне помогала ночь. Она всегда прикрывала дурные дела и успокаивала бдительных сторожей. «Скорее, скорее, скорее». Я забыла об усталости, голоде и собачьих укусах. Ночь подходила к концу. Не успеваю!
Спотыкаясь и задыхаясь, я взобралась на большой скалистый выступ и шлепнулась на живот. Берсерки были здесь. Они не разводили костра. Высокий парень в теплой телогрее, с мечом на боку, прохаживался туда-сюда по краю прилипшего к скале уступа. За его спиной, в скальной нише, спали воины. Они выбрали удобное место для ночевки. Никто не мог подойти к уступу незамеченным. К нему вела лишь одна узкая, опоясывающая скалу тропа, он сам заканчивался крутым обрывом, а сверху нависал каменный свод…
Я легла и поползла на животе. Еще Приболотье научило меня быстро и бесшумно ползать. Правда, здесь была не трясина, а жесткий камень, но я упорно продвигалась вперед. Сторож протопал до поворота и повернул к пещере. Я разглядела его узко посаженные, медвежьи глаза и большие руки на мече. Такого ничем не остановишь: едва заметив опасность, он поднимет шум. Я поправила шапку, отползла назад и поднялась на ноги. Подобраться к спящим по тропе не удалось, значит, остается одно — скала над головой бдительного стража. Я нащупала пальцами первый выступ. Затем второй… Еще один чуть выше и еще…
Тропа медленно уходила вниз. Все так же осторожно, по-паучьи перебирая руками и ногами, я двинулась вдоль стены. В спешке одна из рук сорвалась. Едва удержавшись, я быстро отыскала для нее углубление и, тяжело дыша, остановилась. Навес был уже совсем рядом. Может, прыгнуть? Но если промахнусь — упаду в пропасть или прямо под ноги сторожу. Эх, была не была! Я поглубже вздохнула и прыгнула. Камень ударил в грудь, а руки и ноги ощутили надежную опору. Попала! Урманин внизу насторожился. Его круглое лицо стало медленно запрокидываться. Я вскочила на четвереньки и, оттолкнувшись изо всех сил, рухнула ему на грудь. На лету шапка свалилась, и волосы опутали изумленное лицо парня. Рукоятью кинжала я ткнула ему под скулу. Сторож беззвучно обмяк и тем сохранил себе жизнь. Когда он очнется, все будет кончено. Хаки умрет, я исчезну, а посланные на поиски убийцы воины натолкнутся на пастушков. Те поведают о приходе валькирии, и, может. быть, урмане поверят…
Я осторожно опустила тело стража на камень и двинулась к пещере. Хаки лежал чуть в стороне от остальных, недалеко от входа. Лицо берсерка осунулось и побледнело, потрескавшиеся губы превратились в две узкие полоски, а вокруг глаз темнели большие круги. Переступая через спящих, я подошла к нему и склонилась. Рукоять кинжала удобно легла в ладонь. Незащищенное горло берсерка подергивалось перед моими глазами. Один удар — и Хаки не станет. Я замахнулась и… Он открыл глаза! Огромные серые, в мелких темно-синих точках, с зеленоватыми ободками вокруг зрачка, живые капли уставились на мое оружие. Оно так и не опустилось… Неожиданно в памяти зазвучали слова маленькой урманской девочки. Она просила меня помочь берсерку. «Он очень устал», — говорила она.
Да, он устал. В устремленных на меня глазах плавала тоска. А еще — знание. Казалось, Хаки давно ждал моего появления. Но откуда он мог знать? Или его судьбой играли иные, недоступные людям силы? Он родился, чтоб стать вечным воином и мечтал о Вальхалле… Хотя нет, наверное, он был рожден для Вальхаллы, для небесных сражений, для того времени, когда наступит последний день мира, на землю сойдет большее, чем люди, зло и из сказочной страны Хель приплывет сотворенный из ногтей мертвецов корабль. В этом последнем сражении бессмертные боги найдут свой конец, великан Сурт опалит огнем всю землю, а страшный волк Фенрир скроет в своей огромной пасти сияющий солнечный диск. Вот для какого боя родился этот нечеловек! Битвы на земле были для него не больше чем детские игры с деревянным оружием, а людские судьбы — мелкими камушками под ногами. Он мог топтать и крушить все живое, но делал это лишь по необходимости. Он научился забывать и прощать, потому что не желал становиться зверем ни в том, ни в этом мире…
— Наконец-то ты поняла.
Я обернулась. Над спящими воинами стоял Баюн. . Столько лет прошло с нашей первой встречи, а он так и остался мальчишкой с тонкой шеей и ослепительно синими глазами!
Почему-то я не удивилась, лишь указала на воинов и приложила палец к губам. Баюн улыбнулся:
— Ты забыла? Меня, как и мар, никто не слышит. Только ты.
— Убей берсерка! — потребовал сверху хриплый голос. На краю того уступа, откуда я напала на стража, сидела большая черная тварь. Мара…
— Убей, — повторила она. — Или станешь нашей! Твое сердце высохнет в еще живом теле, при твоем появлении младенцы будут задыхаться в чреве матерей, а юные девушки терять красоту и здоровье. Ты будешь ходить по городам, и твое имя станет именем страшной хвори.
Я подняла руку с оружием. Лучше убить, чем такое! Глаза берсерка проследили за кинжалом. Его губы чуть скривились.
— Успела, — тихо прошептал он. — Ты успела… Почему он так говорил и так смотрел? Словно желал собственной смерти…
— Убей! — каркнула мара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176