Из всего сказанного, таким образом, напрашивается чёткий вывод — наряду с конкретными мерами в области управления, национальной политики, карательных действий возникает все более острая необходимость перейти в этом крае к более широкой и более действенной пропаганде. Инстанции, которым надлежит осуществлять усмирение жителей оккупированной территории, ожидают специального анализа — с учётом наличествующих успехов немецкой пропаганды и опыта русской, особенно печатной. Тогда ни листовки, напечатанные на белорусском языке, ни большевистские газеты, которые распространяются так же, как и листовки с постоянными призывами к сопротивлению и партизанской войне, не будут иметь никакого резонанса». II В эту многострадальную осень — а иначе её не назовёшь — в Забеседье жили не одной работой да ожиданием, чем закончится война. Как и повсюду на оккупированной территории, были тут и немцы, были и бургомистры, были полицейские, а были и партизаны. Правда, о них больше слухи ходили, потому что одно дело немцы или та же служба охраны порядка, как называли теперь полицейских, этих всякий мог видеть, они хозяйничали в городах и деревнях; другое дело партизаны — не в каждом посёлке нашёлся бы человек, который своими глазами видел партизан. Не всякий мог и признаться теперь, что видел, чтобы не затаскали по полицейским участкам да немецким комендатурам. Но слухи ходили. И этими слухами люди тоже жили.Как летом в сухую грозу. Вроде и гром вдали гремит, и молнии небо в той стороне полосуют, а дождя все не видать.Так и со слухами. И все-таки в октябре в Забеседье было уже два партизанских отряда. И один из них — местный, тот, что создавался в Мошевой, когда фронт стоял ещё на Соже. Кстати, в списках этого отряда значился и Родион Чубарь, веремейковский председатель. Тогда, в августе, он не явился по вызову райкома партии в Мошевую и даже не догадывался, что зачислен в отряд.Из Мошевой отряд — двадцать четыре партийных, советских и хозяйственных работника района — был перевезён 11 августа на двух автомашинах в Горбовичский лес, куда из Климовичской Рудни к тому времени перебазировался штаб 13-й армии. Тут партизаны получили оружие: каждому выдали винтовку, по сорок пять патронов, по две ручные гранаты и по бутылке горючей смеси — сказали, для боев с вражескими танками.Инструктор политотдела армии забрал у партизан документы, в том числе и партийные билеты, а взамен раздал справки — с чужими фамилиями, с другими профессиями и адресами.Боевую задачу перед отрядом ставил начальник политотдела бригадный комиссар Крайнов.— Заключается она в том, — сказал он потирая рукой видимо повреждённую шею, — чтобы незаметно, ночью перейти линию фронта и взрывать мосты на реках, которые находятся на пути продвижения войск. Обычно это делают бойцы и командиры службы военной связи. Однако, по некоторым данным, поступившим к нам, отдельные мосты по эту сторону Сожа остались почему-то не взорванными, и теперь немцы используют их в своих целях. Мы надеемся, что фронт на нашем участке укрепится. Во всяком случае, сегодня для этого делается все. Идут довольно успешные бои. И есть твёрдая уверенность, что, выполнив первое задание, вы вернётесь сюда же, к нам, и мы будем встречать вас с победой в этом лесу, где располагаемся теперь. Желаю успеха.Вторым человеком, который выразил желание напутствовать крутогорских партизан, был секретарь обкома партии Макаров. Одет он был в военную форму, но без знаков различия, кожаную сумку через его плечо распирали то ли документы, то ли какие другие бумаги. Многие из партизан его знали — секретарём обкома Макаров работал не первый год, а до этого был заместителем уполномоченного комитета партийного контроля по республике. В районных кругах обычно таких людей знают не только по фамилии, но и в лицо. Знали в Крутогорье и Макарова. И когда он внезапно, уже во время выступления начальника политотдела армии, появился перед отрядом, никто, кажется, не удивился этому, как будто Макаров и должен был появиться тут. Одна только подробность бросилась в глаза всем — бригадный комиссар и секретарь обкома не поздоровались. Значит, уже встречались нынче. Скорей всего, Макаров до сих пор находился в штабе и только теперь освободился от каких-то дел.Секретарь обкома снял с головы фуражку с мягким козырьком — сталинку, помахал ею перед собой, вроде пытаясь разогнать липкую духоту, которая стояла даже на опушке леса.— Добрый день, крутогорские товарищи, — начал он, улыбаясь, и, словно хозяин на дворе, поглядел прищуренным глазом на солнце, которое было от него по левую руку. — Значит, вам осталось только сходить на задание в тыл врага и вернуться обратно.Секретарь обкома, как говорится, был для партизан человеком свойским, потому полушутливые его слова, а прежде всего, наверно, улыбка, которая расцвела на лице, вызвали ответное оживление и расслабляющий хохоток.Макаров переждал минуту, потом спросил:— Семьи в эвакуацию отправили все?— Почти все, товарищ секретарь обкома, — ответил ему командир отряда Митрофан Нарчук, человек среднего роста, черноволосый и экономный в движениях.— Это хорошо, — одобрил секретарь обкома. — Ну, а настроение? Какое настроение у партизан?— Да вот, — показал на смеющихся партизан Митрофан Нарчук.— Ну, теперь-то, сдаётся, ничего, а минуту назад думал — скисли хлопцы.— Понятное дело в таком положении, — подхватил командир отряда. — Каждого же, считай, из дома выхватили, словно из гнёзда.— Это правда, — согласился секретарь обкома. — Мы не слишком-то церемонились с вами. Но что поделаешь — события торопят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113