Сержант начал раздражать Бригга, и он, встав с койки, прошел через дортуар и заперся в уборной. Да, разумеется, сержант прав – именно так оно и будет, подумал он, приняв наиболее подходящее для размышлений положение. Вернувшись домой, все они станут ужасно важничать и задирать нос – стойкие оловянные солдатики далекой войны, до зубов вооруженные небылицами и ложью. Их рассказы ни в чем не уступят рассказам других – тех, чья воинская служба действительно прошла в страхе, в грязи, по соседству со смертью, подстерегающей за каждым кустом и днем, и ночью.Те солдаты пенглинского гарнизона, чей срок службы, выцарапанный ножом на деревянных столах и вычеркнутый чернилами из календарей, близился к концу, действительно отправлялись к деревенскому портному и заказывали парадную форму подходящего размера, чтобы надеть ее в день возвращения домой. Это и в самом деле была великолепная форма: новенькая, оливково-зеленого цвета, с затейливой кокардой на берете, с яркими внушительными шевронами и словом «Малайя», вышитым на плече желтыми буквами. Облачившись в этот сказочный наряд, хрупкие, бледные, рахитичные, не нюхавшие пороха солдаты бесперспективного гарнизона как по волшебству превращались в сильных, мужественных, притягивающих все взгляды героев. Правда, превращение это происходило лишь тогда, когда отважные воины оказывались в безопасности на земле Альбиона.Новая форма стоила сорок малайских долларов, и носить ее можно было только во время двухнедельного отпуска, полагавшегося по истечению срока контрактной службы, но слава покорителя колоний, безусловно, стоила дороже.Дрисколл слышал, как Бригг потянул за цепочку спуск унитаза и, повернувшись к балконной двери, стал ждать, пока тот появится на балконе. Но Бригг мешкал, и в конце концов сержант снова облокотился на перила, погрузившись в созерцание парада.Бригг вернулся в казарму и, добравшись до своей койки, принялся одеваться. Сначала он надел носки и башмаки, затем натянул хлопчатые подштанники. Заметив свое отражение в высоком зеркале в дальнем конце дортуара, он в который уже раз убедился, что выглядит бледным, чрезмерно высоким и смешным.Бригг еще никогда не занимался любовью и ужасно боялся, что может погибнуть, так и не узнав, что это такое. А для него это было важно – намного важнее, чем все остальное, ради чего стоило жить. Бриггу не хотелось умирать, ни разу не попробовав себя с женщиной. Не испытать восторгов сладострастья было бы для него самой настоящей трагедией – гораздо более страшной, чем, например, не знать своей матери.Дожив до девятнадцати лет, Бригг все еще не представлял – и, как ни старался, не мог представить, – на что это может быть похоже. Он не знал даже, когда этим надо заниматься, легко это или трудно, волшебно или страшно, прекрасно или утомительно. Бывает ли так, что секс приедается, как со временем приедается большинство других занятий, или же близость с женщиной каждый раз дарит новые, неизведанные ранее ощущения? Бывает ли больно в самый первый раз? Быстро или медленно это случается? Что такое страстная любовь и что с ней потом делать?Некогда Бриггу представлялось, будто эти мысли одолевают только его одного. Ему казалось невероятным и несправедливым, что человек может желать чего-то такого, о чем он не имеет ни малейшего понятия – желать даже больше, чем обычного человеческого счастья. Со временем он, однако, понял, что то же самое испытывают и все его товарищи.Иногда вечерами, чаще всего во вторник или в среду, когда ни у кого не было денег, чтобы выбраться в город или хотя бы в деревню, Таскер и Лонтри вытягивались на койках и, мечтая о самых разных непристойных вещах, соревновались, кто первым достигнет максимальной эрекции. Этому занятию они предавались с одержимостью маньяков, – иногда лежа под простынями, иногда поверх них, – и созерцали свои достижения с академическим интересом, к которому примешивалась некая гордость, бывшая несколько сродни гордости селекционеров.– Вот эта голубая вена как будто становится толще, – озабоченно возвещал Таскер. – Пожалуй, мне следовало бы обратиться в медпункт.– За чем же дело стало? – дружелюбно отзывался Лонтри. – Ты уже показал свою вену всем, кому мог, отчего бы не продемонстрировать ее еще и врачу?– Неправда, – возразил как-то Таскер. – Ни одна женщина еще не видела этой штуки за исключением моей мамочки. Интересно, пригодится ли она мне вообще?После этого Таскер повернулся к Лонтри и посмотрел на него серьезным, чуточку печальным взглядом.– Меня ведь могут убить раньше. Может жe так случиться, правда?…Бригг, сидевший на койке и писавший письмо Джоан, своей девушке, поднял голову. Лицо Лонтри озабоченно вытянулось, очевидно он разделял озабоченность друга. Некоторое время оба лежали молча; их простыни продолжали вздыматься как палатки арктического лагеря.– Действительно, – сказал наконец Лонтри. – Могут. Убить, я имею в виду… В войсках парни гибнут постоянно. Конечно, это происходит не здесь, а на материке, однако расстояние не так уж велико. Только на этой неделе пришли документы еще на трех погибших. Я видел их бумаги – личные номера у всех троих начинались с 2234… А ведь они были моложе нас, точнее – позже призвались. Меня очень это беспокоит.В действительности же, единственной потерей, которую понес пенглинский гарнизон за все время своего существования, был капрал-повар, который однажды лунной ночью отправился в пьяном виде прогуляться по дороге и попал под грузовик. Тело похоронили на следующий день со всеми воинскими почестями. Таким образом, шансы Бригга, Лонтри и остальных на геройскую смерть были более чем призрачными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86