— Для чего? — хитро прищурил тогда глаза Косолапый.
— Как для чего? Мало ли нечисти шатается на нашей земле… От неё отбиваться надо…
— Ага, понял! — произнёс предатель, не уловив истинного смысла моих слов.
Волнение и злоба сдавливали мне горло. «Если уцелею, — мысленно поклялся я, — расправлюсь с ним». В комнату вбежал полицейский.
— Выходи! — крикнул он.
Нас вывели во двор, где стояло несколько гестаповцев. Косолапый был в стороне.
Не оставалось сомнения, что этот зажиточный, бездетный человек по кличке Слюнтявый является агентом гестапо.
Нас посадили на подводу и повезли. Сопровождал подводу своеобразный эскорт — два гестаповских мотоциклиста.
Караван въехал в село Невирков. Когда приближались к церкви, я ужаснулся: по обочине дороги навстречу шла мама.
Неужели подойдёт? Сердце моё стучало: не подходи к нам, мама! Не подходи! Не подходи!…
Но вот она совсем близко… Прядь седых волос выбилась из-под платка, их нежно колыхал ветерок. Опасность уже нельзя было предотвратить. Мама подняла голову и посмотрела на нас.
Я заскрежетал зубами, потряс головой, делая знак: «Не подходи!» На мгновение мама остановилась, точно вкопанная, и вдруг с криком бросилась к нам.
— Стой! — кричали ей полицейские, вскинув винтовки. Ездовой придержал лошадей.
— О милостивый господь бог! — всплеснула мама руками. — Дети мои!… Мои родные… Куда это вас?…
Мама задыхалась, плакала… Подскочила к нам и поцеловала…
— Отпустите, они ни в чём не виноваты! — обратилась к конвоирам. По её бледным морщинистым щекам текли слёзы…
— Прочь отсюда! Прочь! — старший шуцман изо всей силы оттолкнул седую женщину. От резкого толчка мама упала на землю.
— Мерзавцы! За что старуху обижаете? — не удержался я от гнева.
Лошади, подгоняемые возницей, рванулись вперёд.
— Мама! Родная!… — утешали мы. — Не плачь! Мы не виноваты! За обиду они ответят!…
Мама медленно поднялась и долго смотрела вслед удалявшейся подводе, в которой сидели со связанными руками её сыновья… И словно подгоняемая ветром поспешила домой. У ворот лесопильного завода встретила соседа Зигмунда Багинского.
— Ну что, доигрались твои молодчики? — с усмешкой бросил он матери. — На кого руку подняли? А? Против такой армии! Разум потеряли!…
— Не тешься чужим горем, от своей беды не уйдёшь!…
Дома мать подробно расспросила Катю о случившемся.
— А где Жора, Володя, папа?
— Не знаю, мамочка, они ещё не приходили.
Когда дети уснули, мама накинула на плечи шаль и вышла во двор. Тёмная ночь повисла над селом. Уставшие глаза с трудом различали тропинку, убегавшую к темнеющей полосе лиственниц. Вдруг послышались чьи-то шаги. На мгновение мама остановилась. Следят?
Шаги приближались, вот уже мелькнула тень человека. Мама узнала Слюнтявого. Он миновал кусты, за которыми притаилась она, и удалился.
Мать пошла к Никифору Янчуку, чтобы узнать, где муж и остальные дети.
— Никифор Яковлевич, не сердитесь. За советом и помощью к вам.
Янчук рассказал:
— Сегодня после обеда полицаи и немцы оцепили наш хутор. Обшарили все уголки и убрались к чертям. Не успели два последних полицейских скрыться за поворотом дороги, как во дворе появился ваш Владимир. Я жестом предупредил его о приходе карателей, и он скрылся. А когда стемнело, отправил Жоржа и Володю в Свирки, к отцу. Там они и ночуют. Тамара понесла им ужин.
— Никифор Яковлевич! — попросила мать, — поведите меня к ним!
— Пойдём!
Мать подробно рассказала отцу о трагической встрече с сыновьями и о слежке Слюнтявого.
Услышав кличку Слюнтявого, Янчук вскипел:
— Этот ещё при панской Польше предавал людей! Однажды я решил разделаться с доносчиком. Мы встретились один на один. Косолапый сапоги целовал, клялся, что никогда пакости не сделает. А теперь…
Наступило минутное молчание. Мать нарушила его первой.
— Забыла, Коля несколько раз говорил о каких-то муравьях. Поняла так, будто что-то важное там спрятано.
Отец знал о нашем муравейнике.
— Нет, оружия пока брать не будем. Сначала пойду в Леоновку, Горыньград, Рясники, встречусь там с надёжными людьми, узнаю настроение. Жорж останется на хуторе, а ты, Марфа, с Володей будешь дома. Тебя не тронут.
Брезжил рассвет…
ЗАПОЗДАЛЫЙ ОБЫСК
Ездовой остановил уставших лошадей. У крыльца особняка Межиричского гестапо стояли офицеры. «Как заслуженных людей встречают», — посмеялся я в душе.
Мы слезли с подводы, осмотрелись.
— Марш! Без оглядки! — шумел шуцман, выслуживаясь перед гестаповцами.
Нас подвели к дежурному. Его лицо показалось мне знакомым. Как будто где-то встречал. Но где именно? Ага!… В Липенском лесу, правда, тогда он был в штатском. Да, вспомнил! Это — кулак Кирилл из Совпы.
— Ваши фамилии, хлопцы? — пробасил Кирилл.
— Струтинские — Николай и Ростислав. Братья.
У полицейского нервно задёргались веки, он потянулся к винтовке.
— А!… — злорадствовал фашистский лакей. — Знаю, знаю вас! Давно за вами охотимся!
Его наглая откровенность огорчила нас. Но именно сейчас требовалась выдержка. Как никогда раньше, она помогала стерпеть обиды.
Нас провели по деревянной лестнице в полуподвал, втолкнули в камеру, дверь закрыли на засов. Вот когда мы с грустью осознали безысходность своего положения. Я как затравленный зверь метался из угла в угол. Ведь у нас столько энергии! А тут сиди и жди, когда с тобой расправятся…
Брат пытался успокоить:
— Коля, не отчаивайся! Я шепнул Ростиславу:
— При нас документы, куда их деть?
Каратели, по-видимому, так обрадовались поимке, что даже забыли обыскать нас. И мы немедленно воспользовались этим. Извлекли из карманов записи, план лесного участка и некоторые другие бумажки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58