наплевать на приказ и провести операцию. Но он давно уже стал настоящим солдатом, и дисциплина взяла верх. Потом подумалось другое… Чем Ахмад Шах Масуд хуже этих сволочей, смело рискующих чужими жизнями в каких-то своих, не имеющих отношения к войне интересах? Не имеющих потому, что смерть Масуда несомненно ослабила бы силы вооруженной оппозиции. «Ладно, пусть живет», — додумал майор и усмехнулся, отлично понимая, что это не он решил сейчас судьбу наиболее талантливого военачальника оппозиции.— Передай Марьясину и Верных, что операция отменяется, — распорядился он. — Уходим. Черных по пути уводит группу Дмитриевича.Владимир передал приказ и свернул рацию.— Уходим и мы, — сказал Кондратюк.— Ну что за блядство такое, командир? — не выдержал Омелин. — Ни хрена не понимаю.— Думаешь, я понимаю? — жестко усмехнулся майор.Предыдущей ночью, разведуя пути отхода, люди из оставшейся на базе группы майора километрах в двух севернее стоянки в каменистых дебрях, где не было и метра горизонтальной поверхности, неожиданно наткнулись на хорошую вертолетную площадку. Под утро Кондратюк привел сюда людей и передал координаты подполковнику Жилину.В ожидании вертолетов парни изредка лениво переговаривались. Но о непонятном, нелепом приказе, полученном в последнюю секунду перед началом операции, не было произнесено ни слова. Кондратюк отозвал в сторону Омелина и тихо сказал:— Вот что, Володя. О том, что ты говорил после получения приказа, никому не болтай.— Понял, командир, — так же тихо ответил Омелин. Когда они вернулись к остальным. Чернышев, отвечая на какой-то вопрос Марьясина, говорил:— Я слышал, что детские дома военных лет были как колонии, только без вертухаев на вышках. Воспитатели избивали детей. Дети, собравшись кодлой, избивали воспитателей. И что там говорить о воровстве, если в наше время в детдомах голод заселяет воровать всех, кроме самых трусливых.— Может, самых честных? — уточнил Михаил.— А если ты честный, так не жри украденное другими. И вообще, там думать о честности все равно, что заботиться о сохранении цветов на минном поле.Чернышев осекся, вспомнив об оставленных в долине минах, и виновато посмотрел на командира.Лицо майора не выражало ничего, кроме равнодушия. Все заметили, что, вернувшись снизу, из долины, он словно надел маску какого-то отчужденного спокойствия.— Кажется, летят, — прерывая наступившую неловкость, сказал Сергей Гамов. И действительно все услышали приближающийся шум винтов.А вскоре из распадка между горных кряжей один за другим показались два МИ-8.Час спустя Кондратюк появился в кабинете Жилина.— Докладывать мне ты не обязан, да и не надо, — хмуро сказал подполковник. — Все сообщил ваш полномочный… полковник. Сослался на какие-то стратегические соображения командования. Думаю, он сам не в курсе дела. Не знаю, кто там в какие игры играет с Масудом. Но хочу узнать.— А может не стоит, Семен Иванович, — сказал Кондратюк. — Возвращаю вам ваш же совет: лучше забыть.— Молод ты еще мне советовать, — проворчал Жилин и спросил. — Как там твои?— Огорчаются, что не пришлось пострелять, и радуются, что по ним не стреляли.— Ладно, не заливай. Радуются. Как же! — хмыкнул подполковник. — Ты вон даже с лица спал. Не переживай, Игорь Васильевич. Тебе ни винить, ни корить себя не в чем.— Знаете, какой-то писатель сказал о русском народе: «Он сам виновен в своих бедах, потому что терпел, а не боролся».— Ты это брось! Слышишь, брось! — сердито прикрикнул Жилин. — Чтобы больше такого я от тебя не слышал, и другие тоже. Ишь, борец нашелся! —25- Через две недели Лепитр вручил Ермолину микропленку.— Здесь если не все, то главное о связях вашего КГБ с нашей наркомафией, — сказал он.— Спасибо, Луи. Большое спасибо, — искренне поблагодарил Анатолий Павлович.— Мы встретились не так, как мне бы хотелось, — помолчав, заговорил Лепитр. — Но я рад, что встретились, и что я смог оказаться тебе полезным. И это несмотря на то, что я понимаю: ты и раньше мог, а теперь тем более можешь загубить мою карьеру и жизнь.— Надеюсь, в эти «мог» и «можешь» ты не вкладываешь тот смысл, что я способен на это? — уточнил Ермолин.— Позволь задать тебе вопрос, — вместо ответа сказал Луи.— Ради бога.— Ты не собираешься меня вербовать? Ведь сейчас я в твоих руках.— Я был бы рад думать, Луи, что завербовал тебя в друзья, — ответил Ермолин. — Но, к сожалению, в друзья людей не вербуют.— Ты же видишь, что иногда случается, — засмеялся Лепитр и сказал. — Надеюсь, теперь у тебя нет необходимости исчезать, как призрак.— Нет, — улыбнулся Анатолий Павлович.В последние дни Ермолина не оставляла озабоченность. Он несколько раз звонил домой в Москву, но даже ночью никто не подходил к телефону. Конечно, и Максим, и Лена, которая должна была приехать, взрослые люди, и мало ли какие у них могут быть дела. Но не до такой же степени, чтобы постоянно не ночевать дома. Это настораживало.Все разъяснилось неожиданно и страшно. В два часа ночи по местному времени — как раз после дневного разговора с Луи Лепитром — зазвонил телефон в квартире, где жил Ермолин. Он еще не ложился и сразу снял трубку.— Только не говорите, что я ошибся и на этот раз, — несколько заплетающийся языком произнес мужчина по-английски.Это был пароль для двоих — Ермолина и его друга-сослуживца, с которым перед отлетом в Канаду генерал договорился о связи в экстренном случае.— Кто вам нужен? — спросил Ермолин.— Я звоню Джеймсу Гилсби.— Вы ошиблись и на этот раз. Думаю, к утру вы разыщете своего друга, если еще не добавите виски или что вы там пьете.Мужчина пробормотал какое-то вежливое английское ругательство и прервал разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105