Кольцов вышел в приёмную. В тяжёлых разностильных креслах и на банкетках, собранных сюда из разных мест и расставленных вдоль стен, сидели люди, преисполненные чинного ожидания. Сплошь сюртуки — новенькие, отглаженные, визитки — побойчей и поприглядней и конечно, чопорные безукоризненные смокинги. И ещё — две дамы в длинных старомодных платьях и шляпках с вуалетками.Тут же благочестиво ждал приёма архиерей — высокий, грузный с чёрной пушистой бородой. Кольцов вспомнил, что архиерей писал Ковалевскому, просил прирезать к монастырю пятьсот десятин.Взяв журнал регистрации, Кольцов прежде всего направился к благочинному.— Ваше преосвященство! Командующий незамедлительно примет вас! — с оттенком благоговейности обратился он к архиерею.Подошёл к дамам, выжидательно чуть склонил голову, словно не решался сам представиться им.— Я — Барятинская, — несколько надменно сказала одна из них, приподнимая вуалетку, и неулыбчиво, высокомерно оглядела его сверху донизу. У неё было властное, холёное лицо, привыкшее, чтобы на него смотрели или восхищённо или подобострастно.Барятинская? При каких же обстоятельствах он слышал эту фамилию? И тут же вспомнил. Несколько раз по поручению подпольной ячейки РСДРП ездил он из Севастополя в Ялту и всегда любовался архитектурой дворца Барятинских на склонах Дарсана. От дворца шла улица Барятинская. На ней была конспиративная квартира…— Командующий будет рад видеть вас, княгиня, — почтительно сказал Кольцов и перевёл вопросительный взгляд на сидевшую рядом с княгиней молодую даму…— Не трудитесь, капитан. Это моя компаньонка, — величественно кивнув головой, княгиня отпустила Кольцова.Следующий посетитель был высок, худ, лысоват. Недостаток растительности на голове он компенсировал пышными усами. В правой руке нервно вертел перчатки, изредка похлопывая имя по свободной руке.— Здравствуйте, капитан! Граф Бобринсквй? — слегка наклонив голову, представился один из богатейших людей Украины.Кольцов с любопытством окинул его взглядом. Он много слышал об этом магнате, который владел едка ли не четвёртой частью всех пахотных земель Украины. Его собственностью были многие шахты Донбасса и даже железная дорога.— Его превосходительство будет рад вас видеть, граф! — с учтивым достоинством поклонился графу Кольцов и двинулся дальше. — Слушаю вас!— Князь Асланов, господин капитан! — Перед Кольцовым стоял кавказец в черкеске с газырями, капризное лицо его приобрело выражение важности. — Осетинский князь, господин капитан! По интимному делу…— Доложу командующему! — сказал Кольцов и перешёл к новому посетителю. — Что у вас?Человек с брюшком и лоснящимся лицом вскочил с кресла, почему-то расстегнул и вновь застегнул сюртук.— Ваше высокоблагородие…— По какому делу к командующему? — сухо перебил Кольцов.— Тарабаев, помещик. Тарабаев Иван Михайлович. У меня в имении, господин капитан, на постое стояла воинская часть… — заглянул он в бумажку, — господина полковника Родионова…— Ну и что?— Я по поводу компенсации… Сено — пятьсот пудов, овса…— Господин Тарабаев! — не скрывая брезгливости, — сказал Кольцов. — По этому вопросу следует обратиться к начальнику снабжения армии генералу Дееву.Наконец Кольцов направился к полной высокой даме, только что вошедшей в приёмную. Что-то неуловимое в вей — походка ли чуть-чуть более тяжёлая, чем полагалось быть судя по комплекции, обилие ли траурности в одежде — несколько насторожило его.— Чем могу быть полезен? — предупредительно спросил он, слегка наклонив голову.Дама медленно подняла густую вуалетку и, пристально глядя на Кольцова, сказала:— Я жена бывшего начальника Сызрань-Рязанской железной дороги действительного статского советника Кольцова.Карандаш в руке Павла замер. На миг все звуки в приёмной исчезли, словно он оказался внезапно в странном, беззвучном мире, состоящем из недвижной тишины, или в абсолютном вакууме. Такая тишина громче взрыва.Времени на размышления-секунды. Те секунды, в течение которых он, склонившись к журналу, медленно водит карандашом.Одна секунда… Две… Главное — не растеряться, не поддаться страху… Думать…У разведчика существует некое шестое чувство, которое вырабатывает в нем его сложная, опасная работа. Оно складывается из чёткого, насторожённого восприятия и немедленного сопоставления сотен деталей. Это и определяет внутреннюю линию его поведения, без которой любой разведчик обречён на провал. Что же сейчас самое главное? Надо вновь до мельчайших деталей вспомнить, как вошла эта дама, каждый её жест, каждый её взгляд. Сумеет ли он разъять события этих последних секунд на мельчайшие мгновения? Быстро разъять и рассмотреть каждое мгновение в отдельности. И уловить внутреннюю связь между ними… Сейчас важней всего психология мелочей.Прежде всего, может ли появиться здесь, в штабе, мать того человека, под личиной которого он находится?.. Действительный статский советник Кольцов умер в Париже, об этом ему сказал Фролов ещё тогда, в Киеве… А его жена? Она ведь жива. Значит, вероятность её прихода сюда, в приёмную командующего, существует…Как она сказала? «Я жена бывшего начальника…» Жена! Но Кольцов умер, значит, вдова. Почему же она сказала «жена»?Не знает о смерти мужа? Нет, это невозможно!.. Три секунды… Три долгих, тяжёлых удара сердца… Перехватывает дыхание так, словно вступаешь в холодную воду…Да, эта женщина не знает о смерти действительного статского советника Кольцова потому, что этого не знает Щукин, не знают в его отделе… Стоп… К тому же об этой женщине не было доклада, она не записана в книгу посетителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155