все трое уже были во дворе.— Мы из Чека. Вот ордер на обыск. — Красильников обернулся к своим помощникам, приказал: — Позовите понятых, и приступим.— В чем, собственно, дело? — все ещё пытался взбодриться Сперанский, ступая за Красильниковым на ослабевших ногах. А сам лихорадочно прикидывал: «Обыск или арест? Если обыск, то все ещё может обойтись. Арест — значит дознались. Спокойнее! Спокойнее…»Не отвечая, Красильников прошёл в переднюю, бегло огляделся, открыл дверь в гостиную. Задержался взглядом на копии «Спящей Венеры», укоризненно покачал головой, и Сперанскому стало окончательно не по себе. А Красильников, кивнув в глубину комнаты, хмуро бросил:— Там что?— Мой кабинет, — с тоскливой предупредительностью ответил Викентий Павлович, быстро прошёл через гостиную, открыл дверь. — Пожалуйста, прошу… — И, поймав на себе взгляд Красильникова, спросил: — Мне что, собираться?Оглядывая кабинет, Красильников безмятежным голосом ответил:— Собирайтесь, конечно. Собирайтесь!Из кабинета Красильников снова вернулся в переднюю, осмотрелся здесь тщательней. Подошёл к двери рядом с гостиной.— Комната моей жены… спальня, так сказать, — опережая вопрос, торопливо объяснил Сперанский.В спальню Красильников не вошёл, приоткрыл ещё одну — белую — дверь, ведущую в кухню. Увидев там Ксению Аристарховну, в глазах которой леденел безмолвный ужас, вежливо и успокаивающе сказал ей:— Здравствуйте.— Дорогая, это недоразумение… Прошу тебя, ты понимаешь?.. — многозначительно начал Сперанский и тут же под вопросительным взглядом Красильникова осёкся: — Я действительно уверен, товарищ, произошла досадная ошибка.— Разберутся, — спокойно пообещал Красильников и, не найдя ничего примечательного в кухне, снова вышел в переднюю и только теперь обратил внимание на низенькую дубовую дверь, толкнул её рукой. Дверь была заперта.— Откройте! — приказал Красильников.— Да-да… секундочку… — суетливо гремя ключами и не умея скрыть своего волнения, пробормотал Сперанский. — Тут, видите ли, некоторым образом… узник… мой племянник… наказан — кхе-кхе! — за непослушание.Дверь со скрипом открылась. Сперанский понуро остановился на пороге, а Семён Алексеевич, переступив плоский порог, всмотрелся в полумрак и увидел в углу чулана худощавого мальчика, который сидел на матрасе, безнадёжно обхватив колени руками. Мальчик даже не пошевелился, когда открылась дверь, лишь только чуть отвернул лицо от ворвавшегося в чулан света. Что-то знакомое почудилось Красильникову в этой узкоплечей согнутой фигурке, в острых коленках. Внимательно вглядевшись, он узнал Юру.— А-а, старый знакомый!.. Здравствуй… э-э… Юра! — добродушно и даже радостно поздоровался Красильников.Юру тоже не только не испугало, но даже и не очень удивило появление здесь Семена Алексеевича. Он многое передумал за эту ночь, далеко не все понял, но кое-что уяснил для себя твёрдо и иначе взглянул на то тайное в доме Сперанских, что вначале влекло его, а теперь показалось совсем не таким заманчиво-героическим. Была какая-то закономерность в появлении чекистов здесь, у Сперанских, и Юра даже испытывал удовлетворение от того, что одним из этих чекистов оказался именно Красильников, как будто он сразу же сумеет дать ему чёткие ответы на все мучившие его вопросы. И в то же время Юра понимал, что вопросы станет задавать Красильников. Только он, Юра, ничего не скажет. Как бы там ни было, но предателем он не станет. Пусть сами во всем разбираются… И ожесточение, и вызов отразились на его лице.А Красильников, пристально глядя на Юру, сожалеюще подумал: «Запугали, запутали парнишку».— За какие такие провинности тебя в каталажку упрятали? — морщив нос, что бы хоть как-то развеселить мальчишку, спросил чекист. — Нашалил чего-нибудь?— Да нет… так… ничего, — равнодушно отозвался Юра, даже не подняв головы.— Из ничего — ничего не бывает, — обронил Семён Алексеевич. — Помнится, ты говорил тогда, что едешь к родственникам. Это, что ли, твои родственники?Юра отметил нотки неподдельного презрения в голосе Красильникова, когда он спросил о родственниках, и обречённо кивнул головой.— Понятно…«Ничего ему не понятно», — с внезапной горечью подумал Юра, и такое отчаяние, вошло в его сердце, что он готов был заплакать. Не расскажешь ведь, что и он, Юра, со вчерашнего вечера многое понял о своих родственниках, особенно о Викентии Павловиче, что и он презирает дядю за то, что тот связан с бандитами…— Так все-таки за что тебя сюда? Не на тот курс лёг? — посочувствовал мальчику Семён Алексеевич.Юра даже вздрогнул: к его удивлению, Красильников почти угадал.В чулан заглянул один из чекистов, доложил:— Понятые уже здесь.— Начинайте, — распорядился Красильников. — По порядку — гостиная, кабинет, спальня. Я подойду…И снова они остались вдвоём. Молчали. Юра внимательно исподлобья рассматривал Красильникова. Ему нравилось его доброе, несколько утомлённое лицо, стеснительная, неторопливая улыбка — он ещё тогда, — в артдивизионе, отметил про себя, как хорошо и озаренно улыбался Семён Алексеевич. Но Юру отпугивал его матросский бушлат, лихо сломленная посередине фуражка и висящий на длинном ремне маузер в деревянной кобуре.— Скажите, а вы и взаправду чекист? — решился задать Юра давно интересовавший его вопрос.Семён Алексеевич повеселел: ему все больше нравился этот мальчишка, с которым так часто, так упорно сводила судьба.— Что, слово страшное? Или форма тебя смущает? Так это отчего. Был, понимаешь, моряком, а теперь вот пришлось… — Голос у него слегка построжал, и на лице ещё резче выступили скулы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155