Вдруг кто-то схватил меня за шиворот, потянул кверху, и я оказалась на берегу, всё ещё судорожно держа в руке полуживого воронёнка.
Круглая веснушчатая физиономия со знакомыми рыжими вихрами весело смотрела на меня.
— Вот те на!.. — протянул мальчишка. — Я тебе ворону подарил, а ты её в речке топишь!
— Я не топлю, — задыхаясь, ответила я, — это её Урсик утопил.
Тут с плачем прибежала и бросилась мне на шею Катя.
— Я думала, ты утону-у-ула! — плакала она.
— И хорошо бы сделала, — отозвался мальчишка, и лицо у него стало злое-злое. — Она мне все удочки перепутала и рыбу распугала. Возьму вот тебя и её тоже (он показал на Катю) и утоплю опять, а вороне шею сверну!
Мы прижались друг к другу. День был полон слишком сильных впечатлений, и нам нестерпимо захотелось домой.
— Мы не знали ведь про рыбу! — дрожащим голосом сказала я. — Отпусти нас, пожалуйста!
— То-то, отпусти! — смягчился довольный нашим испугом мальчишка. — А чего вы мне за рыбу-то дадите?
Мы тоскливо переглянулись.
— Ничего у нас нет, — жалобно сказала Катя. — И платочки старые. А корзиночки мы потеряли. Отпусти так!
В эту минуту в кустах что-то зашумело и на поляну выскочила… громадная чёрная собака с белой кисточкой на кончике хвоста. Меня забила лихорадка, и не только от купания.
— Испугались! — подмигнул мальчишка. — Ну, ладно, ничего вам не будет. Дорогу-то домой знаете?
— Не знаю, — призналась я и неожиданно горько заплакала. Катя вторила мне.
У мальчишки нрав был озорной, но сердце доброе. Увидав, до чего мы испуганы, он почувствовал жалость и раскаяние.
— Ладно, — совсем уже ласково сказал он. — Бежим, что ли, на дорогу вас выведу. Вороны вы мокрые, все три! — И, воткнув удилища в землю, он пошёл вперёд, указывая дорогу.
Мы с Катей нерешительно переглянулись.
— Давай убежим! — шепнула я.
— Да, а дороги мы не знаем, — печально ответила Катя и, совсем уже не стыдясь, вытерла слёзы. — И собака нас догонит.
Держась крепко за руки, мы последовали за моим спасителем. Его босые ноги так проворно перескакивали через пни, что мы почти бежали, спотыкаясь и задыхаясь. Свободной рукой я крепко держала ворону, тоже мокрую и испуганную. Она дрожала, но не пробовала вырываться.
— Волк, эй, Волк! — крикнул вдруг мальчишка, и громадный пёс так и кинулся к нему.
Мы боязливо прижались к дереву, а он одним прыжком перемахнул через высокий пень и остановился перед хозяином.
Страшная догадка наполнила моё сердце ужасом.
— Катя, — прошептала я, — слышала, как он собаку звал? Это того лесника собака, он сын его, наверно.
Ну тут мальчишка схватил сломанную ветку, высоко подкинул её в воздух и свистнул. Пёс прыгнул, ловко поймал ветку и, став на задние лапы, подал её хозяину.
— Учёный! — восхищённо прошептала я, забыв о страхе.
— Видали? — торжествующе оглянулся на нас мальчишка. — Он и не то ещё умеет. — И, глубоко засунув руку в карман штанишек, вдруг остановился и пристально посмотрел на нас. Мы крепче схватились за руки: уж не придумал ли он чего…
— Есть-то, небось, хотите, воронята? — спросил он, но не по-обидному, как раньше, а почти дружелюбно, так что мы почувствовали к нему доверие.
— Хотим! — быстро ответила Катя и тут же вопросительно покосилась на меня.
В загорелой руке мальчишки оказался кусок ржаного хлеба, посыпанный крупной солью. Правда, кроме соли, он был облеплен ещё соринками из кармана, но мы на это не обратили внимания.
Как пахнет-то! Руки сами тянутся.
— Карр! — нетерпеливо крикнул Платочек.
Мальчишка вздрогнул.
— Ишь ты! — воскликнул он. — Это он чего?
— Есть хочет, — с гордостью ответила я. — Он всегда с нами ест. — И, присев, я поставила ворону на землю и отломила кусочек хлеба от своей порции.
Платочек вырвал его у меня из рук и принялся уплетать. Мальчишка удивлённо следил за ним.
— И не боится! — воскликнул он. — И не летит никуда!
— Ещё бы лететь! Ты попробуй, руку протяни, он тебе покажет! — вмешалась повеселевшая Катя.
— А то не протяну?
И рука рыжего мальчугана приблизилась к вороньему завтраку.
— Ффф! — Платочек так и налетел на обидчика и щипнул его, да преизрядно. Перья на голове у воронёнка поднялись он положил хлеб между лапками и готов был драться дальше.
Но мальчишка, вскрикнув было от боли, так и покатился по траве с хохотом и задрыгал босыми ногами.
— Как хватил-то! — заливался он. — Ой, не могу! Вот умора!
Засмеялись и мы. И вдруг почувствовали, что страх наш куда-то пропал. Наш знакомый оказался совершенно обыкновенным мальчишкой, да ещё и весёлым. Катя совсем разошлась и дёргала его за руку.
— А ну, протяни, протяни ещё! — кричала она.
Мы все трое дружно уплетали хлеб, а Платочек уже наелся, обсох и с прежним важным видом ходил около нас. Он нашёл большого червяка, полакомился им и был очень доволен.
Урсик получил корочку, и огромный чёрный пёс тоже. Но теперь он уже не казался нам страшным.
— Тебя как зовут? — расхрабрилась я.
— Мишкой, а тебя?
— Соня, а она Катя. А у тебя собака эта откуда?
— Отцова. Охотничья. Зайцев гоняет — страсть!
Весело разговаривая, мы двинулись дальше.
Платочек сначала перелетал с ёлки на ёлку, а потом, спустившись на дорогу, побежал перед нами, торопясь и оглядываясь. На Урсика он больше садиться не решался: видно, холодная ванна пришлась ему не по вкусу.
Потешаясь над ним, мы и не заметили, как перебежали мостик, вырубку, огороды и оказались перед нашим крыльцом.
На ступеньках стояла мама, сильно взволнованная. Она уже собиралась идти искать нас.
Увидев её, Мишка вдруг замолчал и попятился. Но мы дружно схватили его за руки.
— Мама, он меня из речки вытащил, — сказала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62