Ведь воровка приходится ему близкой роднёй. Что ж, родичи тоже бывают разные…
Орех был такой вкусный, что бурундук совсем было утешился и успокоился, принялся опять чистить и разглаживать блестящую шёрстку. Но вдруг поднялся на задние лапки, прислушался и тихо свистнул, точно сам себя спрашивал: что это такое? Чёрные глазки его так и загорелись: ведь бурундук — самая любопытная зверушка на свете. Он даже о своих запасах забыл.
Вот рыженький его хвостик мелькнул, в траве. Бурундук метнулся на соседнюю высокую ёлку. Обежал вокруг ствола, выглянул из-за него… Вот так штука! На поляне стоит пень, старый и очень знакомый. А вот на пне — кто-то совсем незнакомый. И не шевелится, будто не живой.
У бурундука даже зубки заныли от любопытства. Он присел на ветке и передними лапками почистил их, как делают его родственники — крысы, когда волнуются.
Рыженький зверёк быстро сбежал с ёлки вниз головой. Потихоньку подобрался к самому пню. Не шевелится!. Может, и правда не живой?
Чёрные глазки-бусинки так и бегали, пока чёрный носик старательно обнюхивал высокий сапог. Пахнет странно, но не страшно. Скок! Одним прыжком бурундук оказался на колене незнакомца, стал на дыбки, лапками потрогал блестящую пуговицу на гимнастёрке, попробовал куснуть её — не поддаётся. И тут чёрные глазки встретились с голубыми, которые весело наблюдали за проделками зверька. А, так оно живое! Обман!
Бурундук с визгом свалился на землю, стрелой взметнулся на высокую ёлку и яростно принялся оттуда браниться. Он прятался за ствол, опять выглядывал, свистел и цыкал на все лады и так распушился от злости, что сделался чуть не вдвое больше ростом. Но вдруг остановился поражённый: «А это что такое?»
Бурундук был совсем молоденький: родился прошлой весной. Он никогда не слышал, как люди смеются и потому испугался ещё сильнее. Он свалился в траву, молнией взлетел обратно на ёлку и опять принялся браниться, сколько хватало сил. Однако лесник дед Максим его нисколечко не испугался. Посмеялся, встал, сказал весело:
— Прощай, малышок, не расстраивайся! — и пошёл по тропинке к дому.
Бурундуку очень хотелось запрыгать по деревьям ему вслед. Разузнать, куда этот незнакомый пойдёт? Так бурундуки часто делают. Да вспомнил про белку и живо назад к своим запасам кинулся: не доглядишь — и последнее разворуют. Он не знал, что беда от него была совсем близко.
Медведь просыпается от зимнего сна в одно время с бурундуками. Выглянул из норки бурундук — лезет и медведь из берлоги. Только бурундук проснулся сытый и ещё на солнышке остатки зимних припасов сушит, а медведь голодный шатается по лесу, смотрит, чем бы закусить, что плохо лежит.
Вот такой медведь и шёл как раз по лесу. Старый, огромный, но шёл так тихо, что под лапой ни сучок не хрустнет, ни листик не зашуршит: у медведей уж повадка такая. Потому бурундук и не расслышал, как медведь пробрался сквозь густой ивняк, как раз у отмели, где бедный зверёк разложил свои запасы. Спасибо, заметила сорока: крикнула тревожно. Бурундук не стал разглядывать как и что, тут же метнулся на старую ёлку. Выскользнул из-под самой медвежьей лапы, которая собралась его пришлёпнуть, да чуть-чуть опоздала.
Медведь поднял голову, рявкнул на сороку: дескать, не лезь не в своё дело, негодница! Но та только ещё крикнула задорно и дальше отправилась лесные новости на хвосте разносить: «берегитесь, медведь бродит по лесу голодный, никому спуску не даст!»
Не удалось бурундуком закусить, так медведь и от его запасов не отказался: жёлуди, орехи, ягоды сушёные — в голодном животе всему место нашлось. А бурундук, сидя на еловой ветке, охватил себя лапками за голову, раскачивался и жалобно кричал. Ещё бы: медведь глотнул раза два и покончил со всеми его сбережениями.
Вздохнул медведь, понюхал вход в норку, подумал верно: плохая у бурундука привычка — испугается, так бежит не в нору, а на дерево. В норе-то я бы живо до него докопался! Мишка видит — тут больше поживиться нечем, покачал головой и побрёл обратно в заросли ивы.
Сорока улетела, примолкли испуганные пичужки. Один маленький бурундук ещё долго, сидя на ёлке, плакал о потерянных запасах.
Дед Максим в это время уже был далеко, не услышал, как медведь с бурундуком бранился, не узнал, что старый знакомый опять к нему в заповедник пожаловал и бедного малыша обидел. Шёл он, посмеивался, бурундука вспоминал. Только вдруг посмотрел на солнце и заторопился.
Вот и избушка его за поворотом дороги показалась. На столе в садике самовар кипит. А около стола одетый по-городскому мальчик стоит и внучка Анюта.
— Так, так, — тихонько сказал дед Максим, остановился у калитки, прислушался, о чём говорят.
— А в футбол я с кем тут играть буду? — сказал мальчик. Сам отвернулся и камешек ногой подкинул, точно ему только камешек этот и интересен. Взглянул на девочку и опять камешком занялся.
У Анюты от обиды губы дрогнули, но тут калитка скрипнула и отворилась.
— Дедушка, — радостно крикнула девочка и договорила жалобно: — Ну чего он такой? Что мы с ним делать будем?
— Вот бабка нас сейчас чаем напоит с пирогами, а там и разберётесь — кто с кем что делать будет. — Дед сказал это спокойно, словно ничего не заметил, а сам в бороду чуть усмехнулся: познакомятся, мол, и обживутся.
— Она девчонка, — неохотно произнёс мальчик, — с ней как в войну играть?
— Другие игры придумаете. Ну, бабка, вижу, я тебе заботу из города привёз. Гляди, как бы эти ежи друг друга не покололи. — Дед Максим хлопнул мальчика по плечу и подмигнул бабке.
— Насилу дождалась, — заворчала бабка вместо ответа. — Самовар уж которую песню допевает, я уголья подсыпать уморилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62