– крикнул старший лейтенант. Барат продублировал команду по-афгански.Николай мысленно похвалил ротного. Научился-таки действовать хладнокровно: момент для применения карманной артиллерии выбран удачно.Разрывы густо накрыли плац, разбрасывая, кромсая тела врагов. Оставшиеся в живых поспешно отползли, потом вскочили и ринулись к воротам. Оружия никто не бросил. Когда нападавшие скрылись за воротами, раздался одиночный выстрел. Полуян вскрикнул, схватился за плечо. Сквозь пальцы побежали алые струйки.– Товарищ сержант, – вскочил Выркович. – Я сейчас. Я перевяжу. Господи, мама, что же делается на свете!..Подошел Барат, держа в руках охапку ветоши. Отодвинул плечом трясущегося парнишку и мастерски сделал перевязку.– Давай, шурави, ложись, – сказал. – Твоя работа конец, наша начинается. Слушай концерт, Абдулло опять песню петь начинает…Действительно, голос переводчика, многократно усиленный динамиком, выпрашивал у арсенальцев разрешение забрать погибших, дабы предать земле. Магометане были неутомимы: шли на смерть, борясь с неверными, но, покидая мир, были убеждены во встрече с Аллахом.Пушник не вслушивался. Напряженный бой вымотал до предела. Не было сил двигаться, не хотелось говорить. Посмотрев издали на Алексея, распоряжающегося набивкой патронных лент, Николай даже позавидовал: ротного обуревала нерастраченная прежде энергия. Лицо в струпьях, глаза воспалены, сквозь дыры в балахоне виднелось грязное в кровоподтеках тело. И все же это был настоящий командир, слову которого внимали.– Крикни, Барат, пусть убирают, – сказал Алексей. – Пока духи займутся трупами, нам обеспечена передышка.– Верно говоришь, – заметил Барат, не отходя от Полуяна. – Передышка хорошо. Но мертвых нет.– Не понял. Я о тех, у кого дыра в голове.– Дырка ничего… Погиб за Аллаха – твое место рай.– По-твоему выходит, духам и помирать не страшно?– Настоящий мусульманин радуется, когда в бою с неверными погибает, – подтвердил Барат. – Коран сура сто шестьдесят три: «… не считай тех, которые убиты на пути Аллаха, мертвыми. Нет, живые! Они у своего господа получат удел».Афганец не проговорил, пробормотал странные слова, наблюдая в щель за уборкой трупов. Горько пахла пронизанная порохом жара, от которой першило в горле. Предстоял вечерний намаз…Динамик голосом Абдулло на сей раз попросил выслать парламентеров. Торжественно объявил: переговоры будет вести сам господин Раббани.– Какая честь, – усмехнулся Алексей.– Если бы малишам не дали как следует прикурить, – заметил Пушник, – вряд ли этот барин снизошел бы до переговоров.В памяти Николая всплыло холеное лицо Раббани, роскошная черная борода, атласные широкие брови, взгляд проницательный, лбище восточного мудреца… Надо отдать должное: враг этот не чета своей своре. Николай был обязан владыке моджахедов не только жизнью, но и несмываемым позором. Надо ж так ловко использовать военный билет! Листовка, воспроизводящая документ прапорщика Пушника, давно – попала в Союз!..– Разреши мне, командир, пойти на встречу? Очень хочется посмотреть своему благодетелю в лицо. Интересно, как он воспримет выходца с того света?– Ну, что ж, иди.– Доверять Раббани нет! – сказал Барат взволнованно. – Говорит так, делает совсем другое.– Ты его лично знаешь?– Вместе «Братья мусульмане» были. Раббани потом главный стал. Плохой человек. Доверия нет!– Спасибо, Барат, учту. Я ведь тоже не лыком шит.С Пушником был командирован Выркович. Другого посылать не имело смысла. Хорошо владеющие оружием должны были оставаться на местах.Встреча состоялась посреди плаца. В отношениях осажденных и осаждаемых начал, похоже, отрабатываться своеобразный ритуал. Раббани, конечно же, Пушника узнал, но вид сохранил бесстрастный. Глава моджахедов ничуть не изменился. В голубом халате с широким красным поясом он выглядел несколько полнее, чем в костюме. На голове в знак принадлежности к священнослужителям высилась белоснежная чалма, что было, впрочем, неудивительно. Сын муллы, бакалавр мусульманского права, автор нескольких книг по Исламу, Раббани знал себе цену и не мог унизиться до выяснения позиций.На фоне шикарного Раббани сопровождавший его Абдулло выглядел оборванцем, и Пушнику стало жаль бедолагу. В прислужниках жить не мед.Заговорил Раббани негромко, увещевательно. Так же, как при первом знакомстве. Применение оружия в мирной стране, пролитие крови достойно сожаления. Зачем множить беды и страдания людей? Не лучше ли решить противостояние договором?– Не тарахти, – с досадой прервал переводчика Пушник. – Скажи ему, я с детства проповедей не терплю. Пусть предлагает дело.Раббани согласно кивнул – понял без перевода. Если восставшие сложат оружие, сказал медленно, им будут гарантированы жизнь, свобода, а также денежное содержание, достойное шурави. Даю слово главы партии «Исламское общество Афганистана».– Нет! – решительно ответил Николай.– Нет, – повторил Выркович пронзительно.– Господин Раббани может поклясться на Коране! – воскликнул Абдулло.– Лично я клятве на Коране доверяю, – заметил Пушник. – Но один Раббани погоду не делает. «Пешаварская семерка» может его клятву запросто похерить.– Тогда говори сам, какой барыш хочешь, – предложил Абдулло.Пушник ждал этого вопроса. Впервые за время плена он получил право ставить условия. Ощущение морального превосходства над всесильным мусульманином помогло произнести последующие слова спокойно, даже с улыбкой:– Мы требуем встречи с представителями советского или афганского посольства в Пакистане.Ни один мускул не дрогнул в лице Раббани, хотя ответ Пушника не доставил удовольствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31