И то, что Витебск, несмотря на это, еще долго фигурировал в наших сводках — обычные разговоры насчет тяжелых оборонительных боев и прочее, — только доказывает… — Тут Вольцов осекся.
— Что же это доказывает? — спросил Готтескнехт.
— Господин вахмистр, когда русские форсированным маршем продвигаются на запад, а восточнее, в районе Витебска, идут тяжелые бои, иначе как «котлом» это не назовешь!
На время воцарилось молчание. Готтескнехт чиркнул спичкой и закурил.
— Итак, ловушка под Витебском захлопнулась. Русские развивают свое наступление на запад так стремительно, что голова кругом идет! То же самое, очевидно, происходило на участке Орша — Могилев: вам сообщают о «прорывах местного значения», а уже день спустя называют места, лежащие значительно западнее. Но хуже всего обстоит дело вот здесь. Удар на Бобруйск был, видимо, осуществлен с особенной силой. Я внимательно следил за тем моментом, когда русские севернее Бобруйска вышли к Днепру. Это может показаться шуткой, господин вахмистр, но похоже, что русские переправились через Днепр одновременно с нашими дивизиями! Там, видимо, самый большой котел. Из района между Березиной и Могилевом сообщают об оборонительных боях, тогда как в районе Могилев — Орша — Бобруйск идут сражения; здесь, очевидно, окружение достигло наибольших масштабов. — Вольцов отложил циркуль и обеими руками оперся о стол. — Итак, Орша сдана, Могилев и Бобруйск отрезаны. Между Днепром и Березиной оперируют русские. Они со дня на день должны выйти на Березину. Похоже, что они продвигаются беспрепятственно, а тут еще на севере фронт между Нарвой и Полоцком повис в воздухе с обнаженным южным флангом. Вбитым севернее Витебска клиньям противника остается лишь повернуть на север, чтобы обойти Полоцк, если только перед ними не стоит другая цель, а именно, широким охватывающим движением перерезать весь центральный участок фронта до самого Минска и стремительно продвигаться к Восточно-Прусской границе.
— И что же вы в данном положении рекомендовали бы сделать? — спросил Готтескнехт без тени улыбки.
Лицо у Вольцова расплылось в ухмылку.
— Классический вопрос генштабисту на выпускных экзаменах, господин вахмистр! По правилам военного искусства рекомендуется при всех условиях избегать окружения силами противника. Я попытался бы создать новый фронт на линии Минск — Слуцк.
Готтескнехт долго рассматривал карту, а потом сказал, не поднимая глаз:
— Ваш новый фронт чертовски близко подходил бы к Восточной Пруссии!
Вольцов пожал плечами.
— Держу пари на что угодно, что перед рубежом Двинск — Минск — Слуцк вы уже никакими силами не остановите русских!
Готтескнехт нахлобучил фуражку на глаза и смерил Вольцова непроницаемым взглядом:
— Надеюсь, Вольцов, вы не сомневаетесь в мудрости нашего руководства?
— Никак нет, господин вахмистр!
Готтескнехт резко постучал костяшками пальцев по крышке стола.
— Я на вашем месте воздержался бы от слишком частых обсуждений положения на фронте. Настоятельно рекомендую вам с нерушимым доверием взирать на нашего замечательного фюрера, особенно в тех случаях, когда здесь находится Цише. Вы меня поняли?
— Так точно, господин вахмистр!
— Чудесно! Ну а вы, Хольт, что скажете? Почему вы забились в угол с таким видом, будто вам жизнь не мила? Вольцов! Посмотрите на вашего друга? Я достаточно знаю людей, чтобы не сомневаться, что Хольт твердо верит в нашу конечную победу, и если он сейчас приуныл, то, уж верно, какая-нибудь зазноба испортила ему настроение. А ведь такой Цише мог бы сейчас указать на Хольта и заявить: «Это Вольцов морально разложил его своими пораженческими рассуждениями!» Он мог бы побежать к шефу с приятной новостью, что Вольцов подрывает боевой дух своих товарищей! А что из этого воспоследует со всеми вытекающими отсюда удовольствиями, вам достаточно известно. Смотрите же, ни при каких условиях не допускайте, чтобы подобное произошло у нас!
— Слушаюсь, господин вахмистр!
— Ну ладно! А вы, Хольт, извольте немедленно сделать веселое лицо. Вы вообще чересчур впечатлительны. Кажется, совсем еще недавно «Фау-1» взбодрил ваш боевой дух, но достаточно одного взгляда на карту — и у вас катастрофически падает настроение. Никуда не годится, Хольт! Берите пример с Вольцова, у него чисто наполеоновская хватка. На здоровье вы не жалуетесь, Хольт?
— Никак нет! — ответил Хольт, чувствуя себя оплеванным и жалким.
— Вот и отлично, в конце концов здоровье всего важнее! Итак, — добавил он, уходя, — скорее на боковую, ребята! Кто знает, удастся ли вам сегодня хорошо поспать. Покойной ночи!
— Покойной ночи, господин вахмистр!
Вольцов, не говоря ни слова, принялся убирать свои карты. Гомулка, подойдя к окну, стал глядеть в тихую летнюю ночь.
— Большой оригинал этот Готтескнехт, — заметил Хольт, но шутка прозвучала невесело и принужденно. — Скажи по-честному, Гильберт, — произнес он чуть слышной скороговоркой, — ты не обманываешься? Все это так, как ты говоришь?
Вольцов пожал плечами.
— Может, кое в чем я и ошибаюсь. Положение на самом деле может быть куда занятнее, ведь мне неизвестно, сколько дивизий у нас в окружении и какими резервами мы располагаем.
— А тогда я, убей, не пойму, как ты можешь так равнодушно рассуждать! Боже мой, что же это будет? Ведь речь идет о судьбе Германии! Неужели это тебя ни капли не волнует?
— Меня? — удивился Вольцов. — Но ведь это же совершенно разные вещи. Одно дело — лужа, в которой мы все сидим, а другое — оценка создавшегося положения вообще. Карта военных действий все равно что шахматная доска;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183