Петер Визе побледнел. Он трепетал перед Вольцовом, которого называл «miles gloriosus» — славолюбивый воин. Хольт, конечно, переводил это как «хвастливый воин».
На лице у Визе был написан панический страх, его, как примерного ученика, первого спросят о виновнике, а так как он никогда не врал учителям, в случаях же кляузничества бывал нещадно бит, то он каждый раз впадал в мучительный разлад с собственной совестью, от которого спасала его только ложь товарищей: Визе, мол, ничего не знает, его и в классе-то не было.
Вольцов уставился на Хольта:
— Ну, что ты на это скажешь?
Хольт, ни слова не говоря, подошел к доске, снял со скелета череп и опустил его в большой аквариум. Излишки воды вместе с водорослями выплеснулись на пол.
Класс загудел. И сразу же водворилась тишина, все с интересом уставились на Вольцова. А Вольцов уже не владел собой.
— Ну, погоди, — пригрозил он, весь подавшись вперед. — Если ты такой храбрый, приходи сегодня в четыре часа к Скале Ворона. Там я наконец…
— У тебя, я вижу, все кончается кулаками. Больше тебе нечем козырять!
— Сейчас я покажу вам номер, — взвился Вольцов, — номер, о котором заговорит весь город!
Земцкий просунул голову в дверь.
— Гильберт, не надо, не надо, брось! Ты вылетишь в два счета, если тебя накроют!
— Посмотрите на великого Вольцова, — насмехался Хольт. — Ему лишь бы подраться, а перед нашим старичьем трясется, как осиновый лист.
Вольцов уставился на аквариум; там сквозь чащу вьющихся растений скалился поруганный череп и красные силуэты шести тропических рыбок шныряли взад и вперед.
— Зепп, — приказал Вольцов, — давай мне сюда швейцарову кошку!
— Брось, Гильберт, — отозвался Гомулка. — Маас рад будет придраться к случаю, тебя обязательно вытурят.
Но кто-то уже крикнул в коридор Земцкому:
— Неси скорее кошку! Для Вольцова!
Земцкий притащил кошку; взъерошив серую с тигровыми разводами шерсть, пугливое животное, встревоженное гомоном школьников, дико озиралось по сторонам. Вольцов правой рукой поднял ее за шкирку, и она припала к нему на грудь, виляя кончиком хвоста. Вольцов потрепал ее по спинке.
— Спокойно, спокойно, киска! Сейчас будет тебе жратва на славу! — Он запустил левую руку в аквариум. — Угощение первый сорт, а главное, без карточек… Праздничная выдача… —
И он бросил на пол первую рыбку… Кошка стремительным прыжком соскочила вниз и увлекла свою трепыхающуюся жертву под ближайшую парту. Затаив дыхание школьники молча наблюдали, как Вольцов вылавливал из аквариума барбусов и вуалехвосток. Кошка громко урчала от жадности, глаза ее алчно поблескивали. Наевшись, она, облизываясь и все еще урча, забилась в угол. От любимых рыбок доктора Цикеля осталось на полу лишь несколько радужных чешуек.
— Та-ак, — сказал Вольцов. Оторопелое молчание зрителей он принял с достоинством, как заслуженную дань восхищения. — Та-ак, мой милый! Ну, кто трясется перед нашим старичьем? — Он вернулся на место бледный как мел, уселся и достал свою книгу. — Не забудь же, — крикнул он, — сегодня в четыре! — Но у Хольта одна только мысль засела в голове: он из-за меня вылетит, я его довел!
Из коридора донесся свисток Земцкого.
Доктор Цикель, хилый человечек, по виду напоминал двенадцатилетнего подростка, которому насадили на шею голову старичка. Сегодня он явился в брючках гольф, в зеленой охотничьей курточке и белой рубашке с круглым отложным воротничком. Натужным детским голоском он прокричал обычное «Хайль Гитлер!» Доктор Цикель был известен тем, что любил ввернуть в разговоре местное словечко или выражение вроде «слышь» или «примерно сказать». Была у него и другая особенность: членораздельную речь он перемежал какими-то странными горловыми звуками, смесью покашливанья с иканьем, что звучало как «кхе-кхе».
— Где… примерно сказать… классный журнал… кхе-кхе? — спросил Цикель. Откуда-то из угла донеслось в ответ сдавленное «ме-ме!» Цикель нервно поежился, но пропустил этот выпад мимо ушей. Он давно ко всему притерпелся. Но вот взгляд его упал на обезглавленный скелет, и впалая грудь взволнованно заходила.
— Этакое… кхе-кхе… м-м… негодяйство… Этакая… кхе-кхе… слышь, низость! — Он дико огляделся по сторонам, увидел аквариум и зашатался. — Кто… кто посмел?
— Господин учитель! — выскочил маленький Земцкий. — Это не я! И это не только не я. Это и не они! Никто из нас знать ничего не знает!
Цикель был вне себя. Подойдя к аквариуму, он закричал с яростью, сотрясавшей его тщедушное тельце:
— Кто… кхе-кхе… бросил туда череп?.. Вы, трусливая банда… кхе-кхе… Кто надругался над бедным скелетом, ведь это, слышь, тоже был когда-то человек… Кто, кто посмел?.. — И только тут ужасное бедствие дошло до него в полном своем объеме. На протяжении долгих секунд его дрожащие губы не могли произнести ни звука, кроме брызжущего слюной «кхе-кхе».
— Вольцов, это у вас поднялась рука… на моих рыбок?
— Что за нелепые подозрения! Оставьте меня в покое! — огрызнулся Вольцов, даже не поднявшись с места. Это послужило сигналом: весь класс замкнулся, как один человек, с упрямством и, выдержкой, о которые тщетно бился гнев Цикеля. В отчаянии он приступил к следствию, но ярости его не хватало физических ресурсов, утомительная процедура допроса его скоро измучила. Ученики лгали все нахальнее, они смеялись ему в лицо, и Цикель изнемог, он чуть не плакал.
— Рыбки? — переспросил Хольт, когда до него дошла очередь; язык у него заплетался, он с трудом заставил себя встать. — Рыбки пропали? А может, череп их слопал? — Ответный рев класса едва коснулся его слуха.
— Негодный мальчишка… кхе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183